— Что «Ангстрем» представлял на SEMICON Japan? Ваша экспозиция пользовалась, наверное, самым большим вниманием посетителей...
О.С. — Наша экспозиция была связана с очень актуальной в настоящее время темой — энергосбережением. Самый простой пример — обычные осветительные лампы повсюду заменяются на светодиодные, более долговечные и потребляющие значительно меньше энергии. При этом требуются специальные схемы, управляющие их работой, так называемые LED-драйверы. Мы представляли микросхемы, разработанные и изготовленные на «Ангстреме», которые служат именно этой цели — управлению самым разнообразным светодиодным освещением. Это достаточно сложная проблема — обеспечить высокую эффективность и качество освещения при разных условиях. Поэтому мы не ограничились одной схемой, а разработали целое семейство схем, отвечающих различным требованиям — их образцы были выставлены на нашем стенде.
— Они «заточены» именно на осветительные системы?
О.С. — Не только — еще на рекламу, рекламные световые конструкции — бегающие огни и тому подобное.
— Это большой рынок сейчас.
О.С. — Да. Это одно из наших направлений развития. Другие наши образцы имели отношение к силовой электронике. Это направление тоже связано с энергопотреблением — это микросхемы, работающие при больших значениях тока и напряжения, которые используются в устройствах управления электроприводами — основных элементах электровозов, троллейбусов, гибридных автомобилей, сварочных аппаратов. Применяются они и в бытовой технике: стиральных машинах, индукционных плитах и т.д.
Кроме этого мы представляли и другие перспективные изделия: телекоммуникационные микросхемы, схемы RFID.
— LED-драйверы — новое для «Ангстрема» направление?
О.С. — Сравнительно новое, причем оно за собой потянуло еще ряд изделий. Помимо LED-драйверов необходимо было разработать мощные транзисторы, пропускающие большой ток — это тоже сложная техническая задача.
— Элементная база используется импортная для всей этой электроники?
О.С. — Нет, почему же? Самое интересное в том, что у нас имеется полный цикл производства, от моделирования и разработки топологии до получения образцов. И далее мы готовы поставлять продукцию клиентам в больших объёмах. Форма поставки — либо в виде корпусированных схем, либо виде пластин или разрезанных кристаллов.
— А что из технологий RFID есть сейчас у «Ангстрема»? Мы знаем, что зеленоградский «Микрон» этим направлением плотно занимается, а об «Ангстреме» по этой теме мало что известно...
М.Г. — RFID — способ автоматической идентификации объектов, в котором посредством радиосигналов считываются или записываются данные, хранящиеся в так называемых транспондерах, или RFID-метках. В Японии мы представляли е-паспорт, систему электронного паспорта, элементом которого является наша микросхема.
— Это те самые отечественные микросхемы для загранпаспортов, которые скоро должны начать встраивать вместо импортных? Кажется, госорганы сейчас выбирают их поставщиков, в том числе вас и «Микрон»?
М.Г. — Да, под эти загранпаспорта сейчас планируется запустить пилотную зону в Калининграде, где должны отрабатываться в пилотном режиме наши микросхемы для электронного паспорта.
— «Ангстрем» будет поставлять чипы для загранпаспортов? Или выбор поставщика до сих пор не сделан?
М.Г. — Это будет решение Минкомсвязи. Сейчас еще идут испытания, а пока в загранпаспортах ставят чипы компании NXP, это голландская компания. В Японии мы представили нашу версию электронного паспорта: это полноценный микропроцессор с блоками криптозащиты, с оперативной памятью 128К, которая позволяет обеспечивать все нужные функции паспорта и «перекрывает» требования Минкомсвязи к микросхемам для загранпаспортов. Дело в том, что эти требования недавно изменились, и сейчас в память чипа необходимо вносить фотографию владельца паспорта и его отпечатки пальцев, то есть нужно поддерживать и фотографии, и изображения. Наш чип работающий, мы его тестируем в разных режимах на оборудовании французской фирмы Micropross в её московской лаборатории. Кроме того, сейчас «Ангстрем» создал свою лабораторию по тестированию RFID. Мы используем оборудование французской компании KEOLABS.
— Эти микросхемы предназначены только для загранпаспортов? А в проекте УЭК — универсальной электронной карты, которая с 2013 года должна быть введена на всей территории России — вы участвуете со своими чипами?
М.Г. — Мы провели подготовительные работы по этому проекту, но пока никакой информации дать не можем.
— А какие применения RFID и заказы у «Ангстрема» уже были?
М.Г. — RFID для электронного паспорта — высокочастотные, 13,56 МГц. А есть еще низкочастотные RFID — 125 КГц...
О.С. — Наши низкочастотные микросхемы поставляются в Европу, причем поставляются давно. Используются они для идентификации в системах контроля доступа. Эти же микросхемы применяются и в России.
М.Г. — В таких микросхемах не нужна особая криптозащита, как, допустим, в электронном паспорте...
О.С. — Да, и этот кристалл поставляется в «Ангстремом» в больших объемах.
— Больше по России или за границу?
О.С. — Больше за границу. Сейчас идёт работа по модернизации кристалла — у него появилось несколько различных режимов работы. Мы стремимся уменьшить размер кристалла, чтобы он стал для нас еще более рентабельным. Меняем форму поставки: если раньше поставки осуществлялись в виде целых пластин, то сейчас мы поставляем пластины, разрезанные и наклеенные на специальную пленку. То есть, клиенту не приходится резать эту пластину.
М.Г. — Они сразу могут помещать кристаллы в любой носитель, будь то страница паспорта или пластиковая карточка.
— «Микрон» заявлял о своём проекте по вживлению чипов в уши крупному рогатому скоту...
О.С. — Мы тоже работаем над метками для животных — в чип заносится информация о возрасте животного, режиме кормления и т.д. Такой кристалл был у нас разработан давно. Сейчас возникла волна повышенного интереса к этому направлению, поэтому мы совершенствуем этот кристалл и пытаемся сделать замкнутый цикл его производства.
— Кто подходил на стенд «Ангстрема» в Японии, что интересовало ваших посетителей?
О.С. — Их интересовала возможность закупки у нас продукции, о которой я упоминал, и использования её в своих целях — это касается драйверов светодиодов, мощных транзисторов, быстровосстанавливающихся диодов, то есть, всего, что связано с энергопотреблением. Кроме того, подходило очень много людей, которые предлагали свои услуги и оборудование по тестированию этих схем — в общем-то, это нам тоже интересно. В некоторых случаях предлагалось более современное оборудование, чем у нас сейчас есть. Мы оценивали — возможно, это оборудование больше подходит для наших новых направлений развития. Может быть, оно дешевле, чем то, на которое мы сейчас ориентируемся. Такие варианты тоже рассматриваются.
— Вы сами успели походить по выставке? Были там производители ваших направлений, и на каком они уровне сейчас?
О.С. — Мы, в общем-то, и без выставки это знаем. У этой выставки была несколько другая ориентация, в основном было представлено как раз измерительное оборудование и оборудование для производства кристаллов. Это тоже нам интересно.
М.Г. — Понятно, что оборудование нам интересно и нужно, но это уже другая задача...
О.С. — К нам подходили представители от фирм, занимающихся изготовлением светодиодов. Их интересовала возможность использования наших микросхем.
— Почему Японии, находящейся как всегда на острие технологий, могут быть интересны российские микросхемы? Есть общее мнение, что в России вся электроника развалилось.
О.С. — Мнение остаётся мнением, и в интересах конкурентов всегда это мнение распространять. Просто могу привести пример из времени «перестройки», когда мы только входили на рынок, где очень высокая конкуренция. «Ангстрем» сумел туда войти с микросхемами для часов и калькуляторов — в
— Значит, Япония в каких-то секторах рынка чипов рассматривает «Ангстрем» на равных?
О.С. — Япония очень сильный конкурент. Я не знаю, как они нас рассматривают, скажу откровенно.
М.Г. — Возможно, японцы пытаются найти какие-то решения по размещению у нас микроэлектронных производств, чтобы размещать часть заказов в России. Им же нужно постоянно повышать рентабельность и снижать издержки. Понятно, что у них уже много фабов в Китае, но они также ищут и другие возможности... Подобное у нас уже было, какое-то время мы мы сотрудничали с компанией Epson, Fujitsu. И на SEMICON Japan к нам подходили несколько представителей компаний, которые тоже занимаются полупроводниками, делают полупроводниковые схемы...
— Для них Россия может быть привлекательна как место производства?
М.Г. — Да. Понимаете, серьезная крупная компания — она в любом случае продолжает производство своих схем, многие из них выпускаются годами, у них есть свой рынок. При этом в Японии их делать уже невыгодно, придётся это делать с минимальной рентабельностью, и они вынуждены часть своих заказов размещать в других местах. Возможно, они выясняли, насколько мы им подходим в этом плане и что мы им сможем предложить в плане технологий.. Мы не против, потому что это прибыль. Нам нужно, чтобы наш полупроводниковый завод был максимально загружен нашими или другими дизайнами — неважно, главное чтобы он постоянно работал.
— А ваш дизайн-центр сейчас загружен проектами самого «Ангстрема» или какими-то заказными разработками? Работаете ли вы вообще на заказ?
М.Г. — Мы в основном делаем свои проекты. Понимаете, так как наш дизайн-центр и полупроводниковый завод «Ангстрема» интегрированы в одну структуру, то наша основная задача — делать дизайн микросхем самостоятельно, уже зная сбыт, и стараться загрузить завод. Можно полностью переключиться на заказной дизайн, но для компании это было бы неправильным решением.
— Насколько сейчас загружен завод «Ангстрема»? Если бы сейчас на него пришли те же японцы, например, со своим производством — там было бы где его развернуть?
О.С. — Возможности есть, резерв мощности есть, и нам нужно стремиться увеличивать производство.
М.Г. — В Японии интересно было посмотреть, какой вектор у них сейчас в разработке новых идей, новых технологий, как они работают.
— Какие векторы в японской электронике вы увидели?
О.С. — Японские фирмы используют и MEMs, у них есть свои наработки... На меня произвели впечатление продемонстрированные на выставке пластины диаметром 450 миллиметров и установки для резки этих пластин. Вообще говоря, на «Ангстреме» этот вопрос стоит достаточно остро, потому что в последнее время клиенты уже не хотят, чтобы им поставляли чипы в виде неразрезанных пластин — им тогда приходится самим искать, где эти пластины резать. Поэтому мы решили сами резать пластины. Пластину большого диаметра обычной фрезой не разрежешь — для этого существуют лазерные установки. На меня такие пластины произвели впечатление и в технологическом плане.
— Кстати, представитель «Ангстрема» Алексей Дианов как раз недавно давал комментарии в СМИ по поводу того, что в России сейчас не производится оборудование для работы с пластинами больших диаметров, и, видимо, никогда уже не будет производится...
О.С. — Да, в России такие пока не делают. Но сейчас в мире происходит все большая и большая специализация по отдельным видам работ для полупроводниковой электроники. Есть предприятия, которые специализируются на производстве именно такого оборудования. Японцы в этом, конечно, лидеры — японцы и американцы, ну это все знают. Но у нас талантливые инженеры... Кстати, вообще говоря, изделия, подобные нашим, сейчас делают по всему миру. Но, мы можем конкурировать с зарубежными производителями именно за счет наших специалистов, которые придумывают, как упростить — в хорошем смысле этого слова — техпроцесс без ухудшения характеристик самого прибора. На этом мы выигрываем: уменьшаем количество фотолитографий, совершенствуем техпроцесс, используя таланты наших инженеров.
— Олег Львович, я знаю, что вы были на «Ангстреме» конструктором и одним из разработчиков еще советских «Электроники МК-85» и УКНЦ — что, в общем-то, достаточно значимо для всех, кто знает и помнит, что это были за устройства. Наверняка вы прекрасно знаете баланс сил в советском прошлом — технологический уровень Японии тогда, кто за кем гнался и т.д...
О.С. — Прямой гонки, так сказать, не получалось. Конечно, в Японии — как мы и сейчас видели, когда были на экскурсии в институте AIST — всегда очень изобретательны в появлении новых вещей. И прототип МК-85 тоже, можно сказать, был их изобретением, назывался он «персональный компьютер». Конечно, на компьютер он не тянул, но по тем временам был достижением. Это был калькулятор с минимальной возможностью программирования, и японцы для него разработали ряд специальных схем. Идея сама по себе была новая, она понравилась и нам. «Ангстрем» всегда привык бороться за первые места, поэтому решено было сделать аналогичное устройство. Но не просто «сдирая» то, что сделали японцы, а используя те наработки по микропроцессорам, по контроллерам, которые у нас к тому времени уже тоже были.
— То есть, сделать то же самое — из своего?
О.С. — Да, из своих комплектующих. И в результате, в общем-то, наш МК-85 получился лучше по качеству и по своим возможностям. То есть, это были гонки не в прямом смысле — кто быстрее пробежит дистанцию, а, скорее, «кто быстрее пробежит дистанцию дворами». Японцы бежали по одному пути, а мы побежали по другому, который в то время лучше знали. В результате устройства были вроде бы одинаковые, но наш был получше. Потом на базе МК-85 (тогда очень модно было к съездам делать делегатам подарки) мы, используя наработки, сделали словарь-переводчик. Он тоже был первый в Советском Союзе. Не помню точно, сколько там было слов, кажется, около тысячи. И этот электронный словарь был вручен делегатам съезда, это была передовая вещь.
УКНЦ был разработкой не для широкого потребления, специализированной, но тоже был сделан на высоком уровне.
— Ну как, УКНЦ даже в школах, по-моему, стояли...
О.С. — Да, переработанная версия. Они назывались БК-0010 в школьном варианте, и использовались для обучения школьников работе на ПК. Идея УКНЦ тоже была взята из-за рубежа, а реализована, опять же, на нашей элементной базе. То есть, не было прямого копирования, мы всегда старались в чем-то превзойти...
— Сейчас вообще речь может идти о такой «гонке по дворам» с Японией хотя бы в чем-то — в тех же силовых микросхемах?
О.С. — Да, в том, чем мы сейчас занимаемся — собственно, так и происходит. Мы сейчас создаём конкурентоспособные изделия за счет ноу-хау в технологических процессах — например, как я уже сказал, пытаемся что-то сделать, чтобы уменьшить число фотолитографий. То есть, это тоже гонка, но они там изобретают и используют новое оборудование, уменьшают технологические размеры, а мы пытаемся, используя навыки наших специалистов, выиграть другим способом.
— Вы оптимистически смотрите на то, что происходит в российской электронике сейчас, или лучше не стало?
О.С. — Думаю, стало. У нас есть очень много программ развития, в том числе программы правительства по поддержке и развитию электроники. Я думаю, мы должны снова оказаться на таких же передовых позициях, как и были.
— А вы, Морис Пальмирович, как молодое поколение — почему вы пришли на «Ангстрем», окончив МИЭТ? Причем это произошло, как я понимаю, в
М.Г. — Это был 1998. Ну как, пришёл — интересно было, и надо было что-то делать.
— Тогда, по-моему, редко кто из МИЭТа шёл работать по специальности.
М.Г. — Да, с нашего курса немногие пошли работать по специальности. Просто мне нравится это делать. Вот и всё.
О.С. — Да, что тут объяснять, просто работа у нас очень интересная — продумать прибор в голове и сделать так, чтобы он потом заработал!
М.Г. — На самом деле, интересно становится, когда ты уже видишь то, что ты сделал. Плохо, что в наших технических вузах нет такой системы, чтобы уже на втором курсе студенту, будущему инженеру, была бы поставлена задача на четыре года — сделать микросхему. Да, за четыре года продумал бы идею, сделал расчеты, схему, топологию, опытные образцы — их можно сделать на одной пластине мультишаблоном для всех студентов на кафедре. Затраты не большие, а эффект огромный. Отрабатывать полученные знания студенту, будущему инженеру-схемотехнику сложно. Расчеты и проект, сделанные на рабочей станции необходимо материализовать в кристалле. Только получив свою первую работоспособную, путем нескольких итераций, интегральную схему, проведя ее анализ, студент получит огромный опыт по разработке и изготовлению микросхемы. Такой выпускник, придя в компанию, уже будет знать, что ему делать, какие технические проблемы предстоит решить в том или ином проекте.
Мы можем ускорить процесс наработки опыта, которого так не хватает молодым специалистам.
— Но они же приходят на практику на тот же «Ангстрем»?
М.Г. — Да, мы их берём, но опыта у них мало. Было бы неплохо в наших технических вузах внедрить такой процесс.
— Но пока это, я так понимаю, это существует только в виде свободного научно-технического творчества студентов: кто хочет, тот и занимается подобными вещами. На ярмарке «РИТМ Зеленограда» периодически выставляют свои разработки студенты, аспиранты, магистры... Например, в этом году я видела там проект — RFID-схему пытались уменьшить в размерах — это, наверно, вам близко. Но такие проекты делают, может быть, один-два-три человека из выпуска — те, кому это интересно. Кроме того, сейчас есть еще целевое обучение, зеленоградские предприятия могут обучать студентов МИЭТ «под себя», буквально набирая на свои заявки выпускников школ. «Ангстрем» тоже, наверное, обучает «целевиков»?
М.Г. — Да, например, в МИЭТе есть программа по Cadence, и «Ангстрем» набирает студентов, оплачивает их дополнительное двухгодичное обучение. Наши студенты сейчас как раз в процессе такого обучения — они заканчивают четвёртый курс, идут в магистратуру и только сейчас начинают именно на практике применять свои знания. Это процесс двухгодичный. Конечно, если сейчас дать такому сотруднику проект — ему нужно будет помогать, потому что всё-таки отсутствие опыта создает проблемы. Благо, что вокруг него пока есть прекрасные инженеры с десятилетним опытом, они всегда помогут.
Елена Панасенко