— Повестку мне принесли 23 сентября, через два дня явился в военкомат. Срочную службу я проходил в научной роте Главного разведывательного управления. Туда брали людей с высшим техническим образованием и, согласно приказу Минобороны, меня должны были призвать офицером. Но военкомат не запрашивал ни личное дело, ни других документов, а тупо, взяв какие-то данные из общих списков, меня призвал.

Приехав в военкомат 25 сентября, я задавал эти вопросы, но это было воскресенье и военкома там не было. А тот человек, который был, сказал, что по специальности распределять будут в Алабино. Я ещё удивился: странно, как же я буду заниматься своей специальностью, если бумаги на офицера готовит военкомат. Но он сказал: «всё там, всё там, мы только вас туда завозим».

Но в Алабино этим никто не занимался, там даже не знали, что со мной делать. Внесли в списки, но офицерской специальности не присвоили, и звание — младший сержант. Всё это началось с военкомата.

За четыре дня, что я пробыл в Алабино, один раз был на стрельбище: высадили один магазин, бросили одну гранату и до нас формально довели информацию, из которой не передовой ничего не пригодилась. Но мы думали: «ладно, это один полигон, будут и другие, с более детальным обучением». Потом сказали: «вы едете в Воронеж». Посадили в эшелон и через двое суток наш эшелон остановился в Белгородской области.

Отвезли на автобусах в село Н. Как оказалось, это «ноль» полка, в который меня распределили в Алабино. «Ноль» — так называют место, где происходит концентрация техники и личного состава перед выводом за границу, «за ленточку». Выражение «вывод за ноль» означает — «уехать за границу для ведения боевых действий».

Там нас опять пытались распределять по должностям, кого-то отобрали, кого-то нет. Жили мы там без всяких средств. Было только то, что выдали на призывном пункте — плащ-палатки, ватники. Так нас всех бросили в поле — благо, можно было жечь костры. Три дня шёл дождь, из подручных средств соорудили навесы, лежанки из веток и досок. Причем из-за постоянных построений не успевали доделать себе места, многие заболели. Построения бессмысленные — только чтобы кого-то распределить.

К этому времени на мою работу пришли документы из Минпромторга о внесении в реестр предприятий оборонно-промышленного комплекса (ОПК), что давало право на отсрочку.

Но ночью нас опять строят, мы получаем оружие, грузимся по «Камазам» и куда-то едем. До этого нам говорили, что должны поехать в учебный центр в поселке Мулино Нижегородской области, но, как потом выяснилось, на станции стоял эшелон с личным составом, они три дня жили в вагонах, и в Мулино уехали они. А те, кто был в поле отправились в село Х., где находятся «нули» двух других полков. То есть получилось так, что нас просто зря отправили. Нас бросали туда-сюда, говорили «вы тут не нужны», «вы тут не нужны», пока нас не принял и разместил один из полков.

Условия были уже получше — выделили большие палатки, было нормально с довольствием. Три дня мы там пробыли и нас отвезли на полигон. Там тренировали передвижение на броне, передвижение двойками, дали пострелять, но в условиях «передка» это ничего не пригодилось. С чем мы столкнулись: работа квадрокоптеров, работа миномета, правильная расстановка позиций, правильная подготовка окопов.

Как только отстрелялись на полигоне, нам подсунули какие-то безликие листки, мол, расписывайтесь, в ночь мы получаем боекомплект, бронежилет, каски и на «Камазах» уезжаем.

Ехали несколько часов и выгрузились в городе С. Там нас встретил пьянющий мобилизованный подполковник. Начал нас, все сто человек, строить на открытом пространстве, хотя в двух километрах мы видели фронт, где работает артиллерия, взрывы видны на горизонте — и слышно, и нутром чувствуется. Разместили нас в ангаре, на голом полу, благо, что выданные спальники были теплыми, удалось несколько часов поспать. Потом выяснилось, в эту ночь за наш ангар прилетел снаряд «Града», разрушил другую постройку.

Наутро снова нас строят, грузят на «Камазы», уезжаем. На вопросы «куда едем», «что делаем» никто не отвечал — узнаете, когда приедем. Когда приехали, сказали: «вы находитесь на второй линии обороны, здесь нельзя жечь костры, здесь „прилетает“, убивает людей». Мы в шоке, но на это никто внимания не обращал. При этом часть роты была из числа добровольцев, которые имели боевой опыт. Потом у нас сложилось чувство, что нас просто перепутали с добровольцами. Сказано было майору, который нас забирал с «нуля», набрать сто человек специалистов — он набрал 36 добровольцев, а остальных добрал кучей из неподготовленных мобилизованных.

Рассредоточили нас в лесополосе между полями, шириной до 15 метров. Когда мы туда заехали, ещё была листва и можно было как-то в этой посадке укрыться. Двое суток мы там пробыли, ни довольствия, ничего не дали. Люди готовы были пить мочу, в том числе и я. Спасало то, что там работали инженерные группы, готовя позицию под технику, и нам подкидывали баклажки с водой. Но у людей уже накипело, ждали мы назад майора, чтобы всё ему высказать.

Приехал майор, сказал, чтобы построили ему 28 человек и куда-то он их будет переводить. Я попал в их число. Опять мы погрузились в «Камазы» и уехали. По прибытию нам сказали, что мы приехали на первую линию обороны. В простонародье «передок». С этого началось самое интересное.

Опять позиции не подготовлены. Опять никаких условий. Опять в посадках между полями. Под минометным обстрелом. Никаких офицеров. Все от нас открещивались. Мы спрашивали, как мы можем занимать позиции добровольцев, которые приехали по своей воле и знают свою боевую задачу? Нам отвечали: «а какая разница?» Сошлись на том, что через три дня нас поменяют. Мы просидели там восемь суток.

Наш старший договорился, что нас сменят, они обещали, что сегодня-завтра нас выведут, ждите. Мы сидим на сумках, ждём. «Сегодня-завтра» прошло — нас никто не вывел. Пошли снова договариваться. И молодой лейтенант по общей станции перепутал два слова, передав, что мы диверсанты. Получилось так, что только по воле случая нас не расстреляли свои же, хотя мы просто ждали вывода. По общей станции пытались объяснить, что никакие мы не диверсанты, не дезертиры, но нас никто не слушал. Благо вызвали этого лейтенанта на командный пункт, он попытался им это объяснить и вопрос снялся, но сам факт…

В итоге нас вывели опять под минометным обстрелом. Приехали назад в С. Нам сказали: сидите пять дней, помойтесь-побрейтесь и опять «на перед», менять тех добровольцев, которые поменяли сейчас нас. Ночью, когда мы спали, прилетел «хаймарс», но нас не убило — здание было прочное, советское, разлетелась крыша в щепки, само здание разъехалось, но осталось целым.

Появилась местная симка, я смог выйти на связь и узнал, что у меня уже есть бронь. Жена сказала, что бронь передали на «ноль» в Х., но нужно, чтобы об этом узнало командование — это была отдельная история. Я ходил по гарнизону, обивал пороги.

Там был адекватный командир, полковник М., он говорил: «я не знаю, что с вами делать, мы ждали специалистов, а привезли вас». Но мне он очень помог — посадил с колонной и я отправился на «ноль», где были подтверждения по моим документам с бронью.

Приехав на «ноль», увидел, что те, с кем мы изначально туда приехали, там так и остались. У них там и «гуманитарка», и они живут в теплых палатках. Но катастрофическая ситуация, которая с нами происходила — это просто предательство родины. Либо это какая-то кампания по списания мужчин в России… то, что показывают по телевизору — это… скажем так… даже не могу назвать враньем… даже слова такого нету. Кто-то отдал приказ, перемешав нас вместе с добровольцами, отправив на позиции. Пребывание там мобилизованных, особенно в том качестве, как мы были там, абсолютно бессмысленно. Абсолютно! Просто тупо мясо, тупо мясо привезли и всё. Тот же лейтенант, когда мы его спрашивали, когда менять нас будут, спросил: «А у вас „двухсотые“ или „трёхсотые“ (это погибшие и раненные) есть? Нет? Когда будут, тогда и поменяем». Вот такое отношение.

Меня записали якобы в стрелки — это абсурд. Я семь лет учился, потом проходил службу в научной роте ГРУ, готовился работать со сложной вычислительной техникой, очень хорошо знаю свою специальность… Если бы я попал по специальности, пользы больше бы принес, чем просто сидеть в окопах и ждать прилёта. Военная прокуратура по обращению, которая жена отправляла по моему неправомерному призывы, отписывалась, что меня переучат. За восемь лет меня переучат? На кого, на стрелка? Автомат умеешь держать, на курок нажмешь? Всё — ты стрелок.

Описать это могу так — крайняя степень безумия, холод, голод и страх. Страх притом даже не перед тем, что на передовой нас могут ВСУшники как-то повредить, а перед своими, перед командованием, которому мы не верили — ни одному офицеру. Может быть есть хорошие отчеты с «нуля», что там гуманитарка, что все катаются, как сыр в масле, но на деле… Нас заехало туда сто человек, из них 36 добровольцев, 28 было на передке, остальные я не знаю где. Связи с ними не было. Было сказано, что те, кто остались на второй линии, попали под обстрел и их куда-то вывезли, но на «нуле» их не было. Страшно.

Домой меня никто не отправлял, забирал меня оттуда родственник. Ему пришлось ехать в Валуйки, а они обстреливаются. С утра, перед моим отъездом, было два прилёта, благо сбила ПВО, но один снаряд раскрылся, кассеты высыпались. То есть… это беспредел…

Когда я уезжал из С., прибыл на «ноль», там мне выдали военник и сказали, чтобы я прибыл на ППД [пункт постоянной дислокации], в военкомат. Я несколько раз ещё переспрашивал, будут мне выданы какие-то бумаги, подтверждение какое-то, что я был в зоне боевых действий, что я был на передовой, потому что там расчет идет совсем другой, по сути я должен быть сейчас ветераном боевых действий… Вопрос не в деньгах, просто сам момент принципиальный.

Сейчас был в военкомате и мне сказали, что я якобы дезертир, что тут какие-то непонятки, что они ничего не знают и этим не собираются заниматься. Сказали: «Куда вы прибыли, туда и езжайте». А куда я прибыл? В Алабино меня увез военкомат, мы были призваны в один полк, а нас бросили на «ноль» другого полка.

То есть бардак полнейший. Структура зеленоградского военкомата прогнила просто с ног до головы. Они меня назвали неадекватным и дезертиром — человека, который сидел там, на передке, под минометными обстрелами, выполнял свои задачи. А он меня дезертиром называет! Не дай бог никому с такой ситуацией столкнуться. Мне и деньги эти не нужны, если бы наших ребят оттуда вывезти получилось, это было бы самым лучшим успокоением — лишь бы вся эта ситуация встала с головы на ноги.