В Зеленограде на корпусе 1818 висит мемориальная доска, где сказано, что в этом доме провела последние годы жизни выдающийся врач, пионер хирургии сердца и сосудов в СССР Лена Сидаренко. В 1960-х годах это имя с надеждой и восхищением повторяли и многие «сердечники», чья жизнь зависела от ее врачебного искусства, и маститые коллеги Лены Николаевны по всему миру. В 2025 году исполнилось сто лет со дня ее рождения. Рассказываем полную драматизма историю «прогрессивной хирургессы», делавшей уникальные операции, а также о том, что связывало ее с нашим городом.
Лена Сидаренко родилась 6 марта 1925 года в Крыму — в курортной Евпатории. О семье ее известно совсем мало. Отец, Николай Федорович, работал мастером на мукомольном предприятии, а мать, Полина Николаевна — в одном из евпаторийских санаториев. Родители дали дочери нетрадиционный вариант имени — Лена (не Елена), в память о восстании на реке Лене рабочих золотых приисков, случившемся в 1912 году.
В школьные годы Лена проявила интерес к биологии и медицине, возможно, под влиянием мамы и местных медиков, среди которых было много женщин. Косвенно об этом свидетельствуют воспоминания коллег, удивлявшихся быстроте ее хирургического шитья. «Откуда такая скорость?» — спрашивали у нее. «В Евпатории я шила раны чайкам — они не терпят медлительности» — отвечала Лена Николаевна.
Лена была старшеклассницей, когда началась Великая отечественная война. А 31 октября 1941-го Евпаторию оккупировали фашисты. Учеба в школе прервалась. За 29 месяцев (до освобождения в апреле 1944-го) немцы разграбили и превратили в руины цветущий город, замучили и расстреляли каждого четвертого его жителя. Лене довелось пережить оккупацию. После освобождения Крыма двадцатилетняя девушка вернулась к учебе и с отличием окончила 10 классов вечерней школы. В 1945 году она поступила на лечебный факультет Крымского медицинского института имени Сталина (ныне Медицинская академия имени Георгиевского) в Симферополе.
К тому времени мединститут всего несколько месяцев как вернулся из эвакуации в разоренный войной город. До войны у института было два корпуса. Главное здание — досталось вузу в наследство от Таврического епархиального женского училища.
Такой была альма-матер Лены Сидаренко, когда она окончила институт в 1950 году. А когда она поступила туда в 1945-м, здание института выглядело вот так.
Второй (построенный студенческими бригадами в 1930-х годах) корпус, считавшийся до войны самым красивым зданием в Симферополе, институту, несмотря на горячие просьбы, не вернули. Основной учебный корпус, клуб, спортзал и общежитие института немцы полностью разрушили. В 1945-м, когда Лена Сидаренко стала студенткой, в главном здании помещались не только теоретические кафедры, но и студенческое общежитие на 400 человек, административная часть, библиотека и столовая.
Вообразите условия, в которых началась студенческая жизнь Лены. В комнатах общежития почти не было мебели, не хватало кипятка — титана не было, только самовар, не доставало мыла — оно выдавалось студентам по мере его получения. Общежитие не отапливалось из-за неисправности отопительной системы. Во многих окнах не было стекол. Электричества не было тоже. Из-за серьезной порчи канализации внутренние уборные работали с перебоями, поэтому были устроены «скворешни» во дворе. Зато при общежитии работали парикмахерская, сапожная, портняжная мастерские, было открыто шесть радиоточек, организован клуб, обустроена витрина с центральными, местными и институтскими газетами.
В учебных аудиториях мебели тоже не хватало, из-за чего часть студентов на лекциях и практических занятиях занималась стоя. Туго было и с лабораторным оборудованием, учебными пособиями. Ценой неимоверных усилий преподавателей и студентов институт в самые короткие сроки удалось привести в относительный порядок. После занятий студенты помогали в восстановительных работах, и уже в 1947 году здание института, хоть и не могло похвастать прежней красотой, но и руиной быть перестало.
Несмотря на суровые условия, скудный быт, нехватку всего и вся, Лена Сидаренко, чувствовавшая призвание к медицине, училась с полной отдачей и была одной из лучших студенток. В 1950 году она с отличием окончила институт, и получила первое направление на работу — в Казахстан.
Мы не знаем, почему способную «краснодипломницу» Сидаренко распределили в места «куда Макар телят не гонял» — в далекую Караганду, на которой лежал мрачный отсвет Карлага — туда в 1950-х годах продолжали ссылать репрессированных. Еще в 1930-х шахтерская Караганда была небольшим поселком угольщиков, но в 1950-м, когда Лена Николаевна прибыла ординатором в городскую противотуберкулезную больницу, это был быстро развивающийся индустриальный центр, где уже ходили трамваи, строились театры, прокладывались проспекты и бульвары.
Чахотка считалась бичом Казахстана, а война и послевоенная разруха резко ухудшили эпидемиологическую ситуацию по туберкулезу. И Лена Николаевна стала осваивать хирургическое лечение этой болезни. Молодая докторша не просто включилась в борьбу с главным инфекционным убийцей в мире — она на свой страх и риск стала проводить под местной анестезией сложнейшие операции на легких, спасая больных от верной смерти. В те годы это были редкие и серьезные операции. Тогдашние светила хирургии в столицах только-только начали делать их в 1946—1947 годах. А в далекой провинциальной Караганде, да и вообще в Казахстане, «большой» грудной хирургии в то время и близко не было — она развивалась, в основном, в клиниках центральной части СССР.
То, что подобные операции (которые до неё никто в Караганде не выполнял) делает 26-летняя девушка, вчерашняя студентка, не могло пройти незамеченным. Доктор Сидаренко быстро заслужила авторитет среди персонала и пациентов, и уже через год стала заведующей хирургическим отделением и заместителем главного врача по лечебной работе. Сама же Лена Николаевна понимала, что ей еще учиться и учиться! Но где? Талант доктора Сидаренко был замечен, и в середине 1950-х её направили на цикл обучения грудной хирургии в Киевском ГИДУВе (Государственный институт для усовершенствования врачей). Там кафедрой грудной хирургии и анестезиологии руководил переехавший в 1952 году в Киев из Брянска знаменитый кардиохирург Николай Амосов.
«С января 1956 года у нас был второй набор грудных хирургов, — писал Амосов в книге „Голоса времен“. — Приехали хорошие ребята, заниматься было интересно. Двое из них остались в истории клиники: Юра Мохнюк и Лена Сидаренко. Оба потом вышли в профессора. Лена приехала аж из Казахстана, учиться лёгочным операциям».
Под руководством Амосова Лена Николаевна освоила резекции и удаления легких, и вернулась в Караганду, где выполнила первые в Казахской ССР крупные операции при легочном туберкулезе. Но мысль о занятиях наукой ее не покидала.
«В начале лета 1957 года (…) Лена Сидаренко попросилась в аспирантуру», — сообщает далее Амосов. Она поступила на кафедру грудной хирургии и анестезиологии, которую возглавлял сам Николай Михайлович. Так доктор Сидаренко переехала в Киев и приступила к научным исследованиям — к разработкам новых методик в грудной хирургии.
Зная упорство новой сотрудницы в достижении цели и ее талант хирурга, Амосов предложил ей сложную даже для опытных врачей тему. И за два года она разработала новый метод лечения больных туберкулезом с обширными нередко — двусторонними поражениями легких. Сидаренко сумела решить крайне сложную задачу, с которой не справлялись самые опытные мужчины-хирурги! Она не испугалась и, сделав два десятка таких операций, уже в октябре 1958 года выступила с докладом на 3-м Съезде фтизиатров Украинской ССР. Это позволило ей в 1959 году стать ассистентом, а через год — доцентом кафедры торакальной хирургии Киевского ГИДУВа. Затем Амосов именно ей доверил открытие кардинально нового направления в советской медицине — хирургию открытого сердца.
В 1961 году кандидатская диссертация была написана и защищена. Затем настал черед докторской. Обе защиты состоялись практически друг за другом. Доктором медицины Лена Сидаренко стала через год — в 1962-м. Амосов не раз шутил: «Это уникальный факт в истории отечественной медицины!» Кстати, докторская Сидаренко была первой в стране по хирургии дефектов на открытом сердце.
В 1959-м Сидаренко получила от Амосова новое задание — начать разрабатывать хирургию «открытого» сердца. Абсолютно новое направление не только для отечественной, но и для мировой грудной хирургии! Первые успешные операции на сердце в условиях искусственного кровообращения были выполнены в США. А в СССР первопроходцем в этом деле в 1957 году стал знаменитый Александр Вишневский. В то время в СССР был единственный аппарат искусственного кровообращения — «АИК-57», сделанный в институте экспериментальной хирургической аппаратуры и инструментов. Без него подобные операции были невозможны.
В том же 1957-м Амосов отправился в Мексику на международный хирургический конгресс, где впервые увидел такую операцию: «Грудь вскрыли поперечным разрезом, выделили сердце, ввели гепарин и присоединили АИК. Пустили насос — искусственное кровообращение началось. В общем, хирург — средних лет доктор, типичный мексиканец — удачно закончил операцию. К нам он не проявил особого интереса, но сказал, что это уже тридцатая. Вот тебе и Мексика!»
И Амосов был впечатлен, загорелся идеей: «Вынь да положь — нужно сделать АИК и начать оперировать! Только… только ничего у нас нет. Я слышал, что в Москве, в Институте инструментария, занимаются АИКами, но для Киева это пока недоступно. Значит, нужно сделать аппарат самим! Конструкция не столь сложна. Только вот трубок таких нет, и, самое главное, нет у нас лекарств». У Амосова было 15 «командировочных» долларов, и весь этот капитал он потратил в магазине медицинских средств: купил трубки и немного нужных лекарств. Коллеги смотрели на него с удивлением: чтобы личные деньги так потратить!
Приехав из Мексики, он сразу засел за эскизы АИКа. У Амосова был, между прочим, и диплом инженера с отличием, и опыт конструирования… самолетов! За неделю он сделал чертеж — машина получилась не то чтоб очень сложная, но требующая точного изготовления. Нашлись и помощники-энтузиасты, друзья-технари, нашлись и «живые» деньги — тысяча рублей. Аппарат был готов за два месяца. И на этом самодельном аппарате, утверждает Амосов: «в первый же год мы обогнали всех — сделали пятьдесят операций и потеряли только пять больных. С тех пор и держали первенство по количеству операций». После первого аппарата, были еще две самоделки. «Не скажу, что машины были лучше импортных, — признает Амосов. — Много хуже. Но, к стыду нашему, отечественных приличных машин мы так и не дождались. Хорошо, по крайней мере, что стали покупать за границей».
Спустя всего несколько месяцев Амосов сделал первые операции в условиях искусственного кровообращения на аппарате собственной конструкции, но больные умерли. После этого больше года экспериментировали на собаках — к опытам подключилась и Лена Николаевна. Весной 1960 года доктор Сидаренко начала самостоятельно оперировать больных с врождёнными пороками сердца в условиях искусственного кровообращения.
«Операции с АИКом усложнили жизнь, — поясняет Амосов. — Потребовалось больше людей, на каждом аппарате занято около десятка сотрудников: двое „аиковцев“ обслуживают машину, анестезиолог с помощницей отвечают за наркоз, переливания, медикаменты (для этого тоже необходима высшая квалификация). За монитором сидит ЭКГист, биохимик обеспечивает экстренные анализы. Хирург, два ассистента, операционная сестра — у стола, и еще одна — на подхвате…»
В октябре 1961 года Сидаренко выполнила первую в стране операцию ушивания дефекта межжелудочковой перегородки чреспредсердным доступом. Как писали в тогдашней прессе: «Доктор Сидаренко ворвалась в хирургическую элиту страны, где блистают имена Бакулева, Куприянова, Вишневского, Петровского, Мешалкина». Она стала первой не только в СССР, но и во всем мире женщиной-хирургом, оперировавшей на открытом сердце и предложившей революционные для своего времени методы лечения сердечных патологий. Так в каких-то три года Лена Николаевна прошла путь от никому не известного аспиранта, каких тысячи, до ученого с мировым именем. «Прогрессивная хирургесса» — так академик Федор Углов называл ее и немногих других выдающихся женщин-хирургов.
В июле 1962 года 37-летняя Лена Сидаренко возглавила отделение сердечнососудистой хирургии киевского Института туберкулеза и грудной хирургии имени Яновского.
Она стала заместителем Амосова — «начальницей», как ее называли коллеги. Это назначение позволило самому Николаю Михайловичу перейти на должность научного руководителя клиники и заняться медицинской кибернетикой. Сотрудники шутили: «Это не Лена Николаевна работает у Амосова, это Николай Михайлович работает у нее…»
Хозяйство ей досталось большое и хлопотное: в состав отдела входили четыре отделения общей мощностью 160 коек со штатом более 200 человек. Работала Лена Николаевна очень много — и как хирург, на операции которой съезжались коллеги со всей страны и из-за рубежа, и как руководитель, под началом которого трудились почти 40 врачей, включая 3 докторов и 12 кандидатов наук. Она ежедневно выполняла 2-3 операции на сердце — чаще сама, реже — ассистируя Амосову и другим врачам. В 1960-е годы она была единственной женщиной, регулярно оперировавшей на открытом сердце.
В том же 1962 году Лена Николаевна совместно с Амосовым и Лисовым написала первую в СССР монографию под названием «Операции на сердце с искусственным кровообращением». Эта работа принесла ей известность в нашей стране и за рубежом.
С 1960 года до 1 октября 1964 года ею лично проведено 240 операций с ИК при сложнейших врожденных и приобретенных пороках сердца. И смертность после ее операций была самой низкой в стране — 14,5%. Этот показатель также один из лучших по сравнению с передовыми клиниками за рубежом.
Принято считать, что хирурги рискуют только жизнью пациента. Однако Лене Сидаренко приходилось во время операций рисковать и собственной жизнью. Было это в 1963 году, когда в медицине стало развиваться абсолютно новое направление: камеры высокого давления для лечения больных и операций.
«Смысл: борьба с кислородным голоданием (гипоксией), что часто сопутствует болезням и является причиной смертей, — пояснял Амосов. — Если дышать воздухом под давлением в две атмосферы, то каждый объем крови принесет тканям вдвое больше кислорода. Когда крови к органу поступает мало — от плохой работы сердца, легких, закупорки артерии, — то высоким давлением можно спасти руку, ногу или жизнь. Это важно и при операциях на сердце. Идея меня зажгла: вся наша хирургия ходит под гипоксией».
Первые такие камеры появились в США — они были очень сложные и «не по нашим деньгам», как отмечал Амосов. Но, сумев сконструировать АИК, он взялся и за барокамеру — ведь недаром в институте был руководимый им отдел биокибернетики.
Сначала решено было построить малую камеру 1,5x2 метра, чтобы экспериментировать и попробовать лечить больных, операции делать. Изготовить барокамеру взялись на заводе «Большевик». «Завод быстренько сварил бочку, с люком, открывающимся внутрь, чтобы давлением прижимало, с предохранительным клапаном, с оконцами, с вводами для газов, для электропроводки, лампочки безопасные сделали, — описывает Амосов. — Все сделали инженеры… только не по-людски, совершенно бессовестно. Дело прошлое — но это именно так. Существует закон: поставщик техники отвечает за ее безопасность, предлагая правила использования и контроля. Поставили, подключили баллоны с кислородом — залезай и действуй. Закрывайся, исследуй, оперируй…»
Барокамеру поставили на открытой веранде клиники. Опыты были простые: участники забирались в камеру, закрывали изнутри люк. Снаружи помощник открывал кран на баллоне с кислородом. Регулирование давления проводил экспериментатор изнутри, открывая или закрывая кран. Для начала, пока давление не прижмет люк, его слегка привинчивали винтами с ручками. Когда газ переставал свистеть, винты отбрасывали, и человек по своему желанию мог прекратить опыт и выбраться из камеры. Врачи изучали, как улучшается снабжение тканей кислородом при давлении до двух атмосфер в условиях частичного перекрытия кровоснабжения — к сердцу, к легким, к конечностям. Разумеется, к опытам никого не принуждали — только добровольно. Сам Амосов в них тоже участвовал. Не могла остаться в стороне и Лена Сидаренко. Вместе с коллегой «исследовали больных детишек с „синими пороками сердца“. Получалось очень хорошо: синева и одышка исчезали». Тогда же в 1963 году Лена Николаевна провела первую в СССР операцию в барокамере (резекция суженного устья лёгочной артерии). «Сделали небольшую операцию очень тяжелому мальчику, невозможную по тяжести состояния в обычных условиях» — поясняет Амосов.
Поступок этот, как и вообще опыты в барокамере, был делом крайне рискованным — и врачи и пациент запросто могли погибнуть. «Там их было пять человек, много перевязочного материала. Спирт? Наверное, был и спирт. О, кошмар!» — запоздало ужасался Амосов. Но в те дни риск не вполне сознавали. В барокамере был единственный электрический прибор оксигемометр — измеритель насыщения кислородом, прикреплялся к уху. Применять его побаивались, но он был необходим, да и ток ничтожный. Беды не предвидели. Но именно этот прибор и стал причиной трагедии: во время очередного опыта в барокамере произошел взрыв и пожар — погибли две девушки-аспирантки. Вытащили их еще живыми, но страшно обгоревшими, спасти не удалось.
Кроме хирургической, Лена Николаевна вела и обширную научно-педагогическую работу. Под ее руководством защищались кандидатские и докторские диссертации, публиковались статьи, посвященные проблемам операций на сердце. Уже в 1963—1964 годах у нее появились первые «остепененные» ученики. За время работы в Киеве под руководством профессора Сидаренко получили «путёвку в жизнь» 12 докторов и 19 кандидатов медицинских наук.
При такой колоссальной нагрузке нелегко найти время на личную жизнь, семью, отношения. Замужем доктор Сидаренко в то время не была, но в 1962 году она познакомилась и стала встречаться с капитаном Кириллом Симоняном, военным хирургом и давним (с 1946 года) другом Амосова. «Молодцеватый офицер: чёрные глаза, шевелюра с проседью — „кавказский человек“ , — описывал его Николай Михайлович. — Очаровывал, был у него к этому талант, очаровывать: санитарку, академика, кого угодно. „Сын персидского подданного“. Отец — армянин, ростовский коммерсант, уехал в Иран вскоре после белых, оставил жену с двумя детьми без средств, на попечение родственников. Бедствовали. Кирилл много рассказывал о школе: был тесный кружок умников. Среди них — Александр Солженицын. В 1943-м Кирилл попал на фронт в пятую армию. Быстро выдвинулся до ведущего хирурга медсанбата. Работал отлично».
Свои отношения пара не афишировала. «Летом 1965-го распространился слух: Лена Николаевна беременна, — рассказывает Амосов. — Посмотрел на талию: в самом деле. Она была моим заместителем. А тут беременность, для „нашего общего дела“ ни к чему — важная должность. А что сделаешь? Не запретишь. Про себя думал: „Пропал хирург. Будут муж, ребенок — какие тут операции?“ Но мужа на горизонте не видать».
Осенью Лена Николаевна родила мальчика. А когда Амосов навестил ее в больнице, попросила его позвонить Кириллу Симоньяну: «Пусть приедет и зарегистрирует сына». Новорожденного назвали Андреем. Замуж за его отца Лена Николаевна не вышла, и хирургической практики не оставила — тут Амосов ошибся.
К 1968 году опыт ее клиники в радикальной хирургии пороков сердца достиг рекордной отметки — она и ее сотрудники сделали более 1200 операций за 10 лет, то есть порядка 120 в год. При этом летальность при операциях на открытом сердце удалось снизить с 16,1% в 1960—1964 годах до 9,3% в 1965—1968 годах.
К этому времени «госпожу Сидаренко» хорошо знали и за рубежом. Она являлась участником нескольких международных симпозиумов, а в начале 1970-х вошла в советско-американскую комиссию по сотрудничеству в области хирургии врожденных пороков сердца. К ней специально приезжали делегации иностранных хирургов, чтобы посмотреть на ее операции и организацию работы ее клиники по снижению летальности после операций на сердце. В 1975 году Лене Николаевне Сидаренко присвоили звание заслуженного деятеля науки Украины.
В 1978 году в личной и профессиональной жизни Лены Николаевны произошли важные перемены. «Лена Николаевна вышла замуж! — сообщает Амосов. — Да-да, в пятьдесят два года нашла мужа, да еще какого — генерал-лейтенанта… Будто была у них когда-то прежде любовь, впрочем, никто толком и не знает. Стало только известно, что уезжает с мужем в Калинин. Будет в мединституте заведовать кафедрой госпитальной хирургии, а генерал — начальник Высшего военного училища».
Избранником Лены Николаевны стал генерал-лейтенант Александр Иванович Кузьменко, профессиональный военный, зенитчик, дослужившийся от командира взвода до командующего армией ПВО.
В 1978 году Александра Ивановича назначили заместителем начальника Калининской Академии ПВО, и Лена Николаевна неожиданно для всех по семейным обстоятельствам оставила клинику и переехала в Калинин (так в советское время называлась Тверь).
«Проводы устроили в столовой института, — описывает Амосов, упомянув, что отношения с „начальницей“ у него в последние годы были натянутые, оперировала она уже не так много, но администрировала, как и прежде, хорошо. — Не очень пышное застолье и не очень трогательные речи, но все важное было сказано. Несомненно, Лена внесла свой вклад в развитие клиники. Руководила диссертациями, замещала меня по администрации, удачно подбирала врачей. Подарками не позорилась. Да, все ей отдавали должное».
В калининской медицине за всю ее историю не было врача и учёного такого высокого уровня как Лена Николаевна Сидаренко. Ей предоставили лучший из возможных постов — должность заведующей кафедрой госпитальной хирургии Калининского государственного мединститута. На всю страну таких кафедр, возглавляемых женщинами-хирургами, были единицы.
До Лены Николаевны в Калинине недолго существовал кардиохирургический центр, в котором его создатель — профессор Журавский сделал несколько операций с искусственным кровообращением. Но буквально за месяц до приезда доктора Сидаренко центр закрыли из-за нехватки финансирования, а его основатель вскоре умер. Проводить операции на открытом сердце в областной больнице Калинина руководство запретило, но Лену Николаевну это решение не устраивало. Сразу после приезда профессор Сидаренко добилась, чтоб отделению сердечнососудистой хирургии присвоили статус кардиохирургического. Она «достала» старенький аппарат АИК «ИСЛ-4», обучила сотрудников и начала широко оперировать сама. Более того, модифицировала «взрослый» аппарат для детей, чтобы с его помощью оперировать врождённые пороки сердца. В 1978—1980 годах она провела 24 операции при врождённых пороках с искусственным кровообращением. Летальность при этом составила всего 8%.
Операции на открытом сердце технически сложны и дороги, требуют много расходных материалов, лечение одного пациента занимало более 30 койко-дней. И Лене Николаевне, несмотря на её авторитет, не удалось до конца преодолеть сопротивление костного начальства больницы, которое считало, что время для «большой» кардиохирургии в области ещё не пришло. Поэтому после 1980 года операции с искусственным кровообращением в Калинине больше не проводились.
Лена Николаевна сосредоточилась на педагогической работе. Вела занятия со студентами, интернами, ординаторами, проводили научно-практические и клинико-анатомические конференции. С 1981 по 1988 продолжала писать научные труды по своей специальности, она автор 195 научных работ, в том числе трёх монографий. За 10 лет работы на кафедре Лена Николаевна подготовила еще 2 докторов и 8 кандидатов медицинских наук.
Бывшие студенты вспоминают, что она видела своих учеников «насквозь» и довольно точно предсказывала их будущность в медицине. Одним прочила достичь большого мастерства в практической хирургии, другим — стать организаторами здравоохранения, третьим добиться успеха в научной работе. С течением лет оказалось, что она ни разу не ошиблась в своём прогнозе. Семеро её учеников впоследствии сами стали профессорами, возглавили кафедры и отделения.
В 1989 году Лена Николаевна Сидаренко вышла на пенсию, и вместе с мужем генерал-лейтенантом Александром Кузьменко уехала обратно в Киев. 21 мая 1996 года на 1-м съезде Ассоциации сердечнососудистых хирургов Украины вместе со своим учителем Николаем Амосовым Лена Сидаренко была избрана Почетным членом ассоциации, получив диплом №2.
Спустя еще несколько лет Лена Николаевна и Александр Иванович перебрались в Россию, в Зеленоград, поближе к сыну Андрею и его семье, где занялись воспитанием внуков. Газета «Медицинский вестник», опубликовавшая статью о докторе Сидаренко в 2012 году, называет причиной переезда в Россию, начавшийся на Украине разгул антирусских настроений. Переезд в Зеленоград произошел в 1997 году. Лена Николаевна и ее муж поселились в только что построенном корпусе 1818. Александр Иванович вскоре после переезда принял активное участие в создании организации, объединяющей ветеранов Вооруженных сил, МВД и ФСБ, главной задачей которой была помощь офицерам запаса в адаптации «на гражданке». А Лена Николаевна обеспечивала супругу надежный тыл. Среди немногих женщин, проявивших себя в сердечно-сосудистой хирургии, она была единственной, кто сумел и создать семью и остаться в памяти других людей как выдающийся ученый. Лена Николаевна прожила остаток жизни счастливо в кругу семьи и друзей. 19 мая 2006 года Лена Николаевна скончалась после тяжелой болезни на 82-м году жизни. Ее похоронили на Зеленоградском кладбище.
Год спустя, в день ее рождения, на доме в Зеленограде, где она жила, в присутствии представителей префектуры и общественных организаций при большом скоплении знавших ее людей была открыта мемориальная доска выдающейся женщине-кардиохирургу. Кроме того мемориальные доски открыты в Твери, в холле областной больницы, и в Евпатории — на здании школы, где она училась, и на здании ее alma mater — Медицинской академии имени Георгиевского.