1
«Бьётся в тесной печурке огонь»: история знаменитой песни, написанной 80 лет назад на Истре. Кто выкопал ту самую землянку и почему до смерти четыре шага 06.05.2021 ZELENOGRAD.RU

Знаменитая песня военных лет «В землянке» появилась в 1941 году в дни боёв за Москву. Она прошла всю войну и звучала у стен поверженного Рейхстага. А написана она была совсем недалеко от наших мест — всего в 13-15 км западнее нынешнего Зеленограда. Рассказываем, кто и по какому случаю написал её, кто выкопал ту самую землянку, почему до смерти именно «четыре шага», за что запрещали всеми любимую песню в годы войны и критиковали после.

Эта статья создана благодаря поддержке клуба друзей «Зеленоград.ру».

«Сдал Истру? Нехорошо. А ещё гвардеец!»

Конец ноября 1941 года. Фашисты рвутся к Москве через Истру, которую обороняет 258-й полк 78-й стрелковой дивизии полковника Афанасия Белобородова. Вот как вспоминают эти дни в военных мемуарах.

26 ноября. Фашистская авиация методично, квадрат за квадратом обстреливает город, горят целые улицы — дома и деревянные тротуары, вокруг хаос огня, дым, рвущиеся снаряды, падающие стены. Уже полночь, а бой всё не стихает. С церковной колокольни Белобородов видит огненное полукольцо переднего края — немецкие танки обходят Истру с северо-востока, рвутся к Волоколамскому шоссе. Этого допустить нельзя. Белобородов, не имея связи со штабом, принимает решение сам — оставить Истру и занять шоссе.

На рассвете 27 ноября звонок из штаба армии:
— Сдал Истру?
— Сдал…
— Нехорошо. А ещё гвардеец! Ты Истру сдал, ты её и возьмешь!"

Так в 78-ой стрелковой дивизии стало известно, что она стала 9-ой Гвардейской.

В тот же день политуправление Западного фронта пригласило корреспондентов «Красноармейской правды» осветить это событие и подготовить публикацию об отважно сражавшихся с врагом пехотинцах 78-й стрелковой дивизии, которые благодаря проявленной доблести стали гвардейцами. На передовую к фронтовикам отправилась группа военных корреспондентов. В их числе находился и военкор Алексей Сурков.

Военкор и поэт

Военкору, батальонному комиссару и поэту Алексею Суркову было в ту зиму 42 года, и это была его четвёртая война. Он воевал в Гражданскую, участвовал в Польском походе и в Финской войне 1939-1940 годов, имел боевые награды, и хотя был уже не призывного возраста, остаться дома не смог. В Чистополе под Казанью ждала его в «писательской эвакуации» (там находилось почти две сотни писателей, журналистов, художников и актёров, в их числе Пастернак, Исаковский, Фадеевы) семья: любимая жена Софья, сын Алёша и дочь Наташа.

Сурков был уже довольно известным поэтом, автором нескольких стихотворных сборников. В предвоенные годы он преподавал в Литературном институте имени Горького, работал в журнале «Литературная учёба» под руководством Максима Горького и вообще был заметным в поэтической среде человеком. К слову, известные строки Константина Симонова «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины…» посвящены Алексею Суркову.

«В белоснежных полях под Москвой»

День 27 ноября 1941 года выдался тяжёлым — не для победных рапортов. Немцы захватили Яхрому и Льялово, шло отчаянное сражение за деревню Пешки, в котором участвовали кавалеристы Доватора. Старший лейтенант Бауыржан Момышулы уже принял командование 1073-м стрелковым полком и стоял насмерть возле селения Соколово близ Истринского водохранилища, через три дня ему придётся защищать Крюково. А 258-й полк теперь уже 9-ой Гвардейской дивизии занял оборону у деревни Кашино.

Приезжие журналисты побывали сначала в штабе дивизии в деревне Ивановское, а затем отправились в деревню Кашино в штаб 258-го стрелкового полка. В это время его оборонительные позиции атаковала 10-я танковая дивизия гитлеровцев. Фашистские танки прорвались к самой деревне и отрезали штаб полка. Тем временем к Кашину уже подходила пехота противника.

Оставшиеся в деревне бойцы, командиры и журналисты сбились в небольшой землянке, оборудованной на задворках штаба. Алексею Суркову и другим военкорам места внутри не хватило, и они укрылись от обстрела на ступеньках, ведущих в землянку. Немцы, засев в двух-трёх уцелевших домах, непрерывно обстреливали штаб.

Начальник штаба полка капитан Величкин собрал у бойцов «карманную артиллерию» — десятка полтора ручных гранат (Сурков тоже сдал две заветные «лимонки»), выбрался наружу и пополз к домам, где засели фашисты. Оставшиеся в землянке товарищи прикрыли его автоматным огнём. Величкин, добравшись до цели, забросал немцев гранатами и вернулся. Огонь фашистов заметно поредел. Это был шанс вырваться из вражеской западни. Офицеры-штабисты вместе с репортёрами стали организованно отходить к речке. Немцы стреляли из миномётов — от разрывов снарядов мёрзлая земля разлеталась во все стороны, больно била по каскам, осколки секли по шинелям.

За рекой лежало заснеженное поле — его предстояло перейти по глубокому снегу под миномётным огнём врага. Каким-то чудом штабу удалось прорваться к своим. Там и обнаружилось самое страшное. Оказывается, они прошли по собственному минному полю. Случись кому-нибудь во время этого отхода наступить на усик мины, никто не уцелел бы.

Прибывшие разместились в блиндаже, устроились возле печки. Кто-то стал наигрывать на гармони, чтобы приободрить товарищей. Сурков же, памятуя о своей военкоровской задаче, стал делать наброски для репортажа, но не мог сосредоточиться, вспомнил о жене, в голове стали складываться поэтические строчки.

«Дайте что-нибудь, на что можно написать песню»

Ночью Алексей Сурков возвратился в столицу. «Под впечатлением пережитого за этот день под Истрой я написал письмо жене, которая жила тогда на Каме, — вспоминает поэт. — В нём было шестнадцать „домашних“ стихотворных строк, которые я не собирался публиковать, а тем более передавать кому-либо для написания музыки…» На обороте простого солдатского треугольника он написал трогательное лаконичное посвящение жене, с которой прожил уже два десятка лет: «Тебе — солнышко моё!»

«Стихи мои „Бьётся в тесной печурке огонь“ так бы и остались частью письма, если бы в феврале 1942 года не приехал в Москву из эвакуации, и не пришёл в нашу фронтовую редакцию композитор Константин Листов (автор знаменитой „Тачанки“ — ред.), и не стал просить „что-нибудь, на что можно написать песню“. И тут я, на счастье, вспомнил о стихах, написанных домой, разыскал их в блокноте и, переписав начисто, отдал Листову, будучи абсолютно уверенным в том, что хотя я свою совесть и очистил, но песни из этого лирического стихотворения не выйдет. Листов пробежал глазами по строчкам, промычал что-то неопределенное и ушёл».

На самом деле стихотворение композитору очень понравилось. «Стихи захватили меня своей эмоциональной силой, — вспоминал композитор, — забрали искренностью, отозвались в сердце. Время — бесконечно тревожное: немцы под Москвой, я — один, семья в эвакуации. Думаю, не было тогда человека, у которого душа не болела бы…».

Через неделю композитор вновь появился в редакции газеты, попросил у фоторепортёра Михаила Савина гитару и спел свою новую песню, назвав её «В землянке».

Все свободные от работы «в номер» слушали песню, затаив дыхание. Чувствовалось, что песня «получилась». В тот день был в редакции и писатель Евгений Воробьёв, работавший тогда в газете. Он попросил Листова записать мелодию новой песни. Нотной бумаги под рукой не оказалось. Тогда Листов разлиновал обычный лист бумаги и записал мелодию на нём. В глубине души он не верил, что песня завоюет сердца. Она получилась слишком задушевной, лирической, а время требовало других песен — героических, маршевых.

Однако вечером после ужина Миша Савин попросил у Суркова текст и, аккомпанируя себе на гитаре, ещё раз спел новую песню. «И сразу стало видно, что песня „пойдёт“, если обыкновенный потребитель музыки запомнил мелодию с первого исполнения», — заметил поэт.

Читайте также
«У деревни Крюково погибает взвод» — О каком Крюково поётся в знаменитой песне
Как песня попала в «Комсомолку»

С нотной записью, оставленной композитором, и с гитарой коллеги Алексея Суркова — писатель Евгений Воробьёв и фотограф Михаил Савин, ничего не сказав авторам, отправились в редакцию «Комсомольской правды», где Воробьёв работал несколько лет до войны.

«Нам повезло, — рассказывал Евгений Захарович, — в тот день проходил один из традиционных „четвергов“, на которые усилиями сотрудника одного из отделов „Комсомолки“ Ефима Рубина приглашались артисты, писатели, композиторы. Мы приняли в нём участие и показали „Землянку“. На этот раз пел я, а Михаил Иванович мне аккомпанировал. Песня очень понравилась, и её тут же приняли для публикации в газете».

25 марта 1942 года песню «В землянке» напечатали в «Комсомольской правде»: слова и мелодическую строчку. Эта публикация песни, сразу ставшей чрезвычайно популярной на фронте, оказалась едва ли не единственной в первые годы войны.

«Землянку» сразу запели все и повсюду. Она «пошла» по всем фронтам — от Севастополя до Ленинграда и Полярного — такая искренняя, такая человечная, такая желанная сердцу. Так тоскующий живой голос Алексея Суркова услышала не только его любимая жена Соня, но и вся страна.

Композитор Константин Листов вспоминал: «Я много написал во время войны песен, но ни одна из них не полюбилась слушателям, как эта. „Землянкой“ я встречал летчиков, возвращающихся из боя, на военном аэродроме под осаждённым Ленинградом в ноябре 42-го. Пел „Землянку“ с балтийцами-подводниками». Тогда же, в 1942-м песня вышла отдельным нотным изданием в Москве.

Как народ песню поправил

Письмо с посвящёнными ей стихами Софья Антоновна не сохранила. По словам дочери Натальи, то письмо с фронта она уничтожила ещё в войну: «Мама была человек осторожный. Мало ли что…»

Осторожность и впрямь была не лишней в те бедовые времена. Наталья Суркова вспоминает такой эпизод: «„Землянку“ уже слышали, и какой-то доброжелатель подошёл к маме и ехидно заметил: „А вы в курсе ли, Софья Антоновна, что ваш муж посвятил это стихотворение некой Кревс?“ Мама, смеясь, ответила: „Пусть посвятил, я её знаю“».

Сама Софья Антоновна вспоминала предысторию знаменитой песни так: «Я никогда не спрашивала его обо всём… Немцы приехали внезапно, наши отступали из штаба бегом. Алёша стал задыхаться, снега было по пояс. Только снег, замерзшая речка, кусты и больше ничего, никаких укрытий. Если бы не два паренька, помогавшие ему уйти, он бы не выбрался. Танки разнесли в щепки здание штаба, а Алеша со своими уже были за рекой, спаслись. И потом где-то в деревне, где они ночевали, он написал мне письмо…»

Даже дети долгое время не знали о том, что песня посвящена их матери.

«Мы вернулись из эвакуации в 43-м, — рассказывала Наталья Суркова, — брат Алёша услыхал песню отца по радио, и мама призналась нам, что эти строки были посвящены ей».

О негасимой родительской любви, вдохновившей поэта, дочь рассказывала так: «Папа с мамой прожили вместе 60 лет, и всё это время были замкнуты только друг на друге. Папе нужна была мама. Маме позволялось всё. У нас была домработница, нанималась на даче для этой цели простая деревенская баба. На дом приходили косметичка и маникюрша — к маме, папа открывал им дверь и кричал вглубь квартиры: „Сонечка, к тебе пришли из общества по борьбе с неумолимой матерью-природой!“»

Поэт очень обижался на то, что слушатели переиначили последнюю строчку его песни: «Мне в холодной землянке тепло от ТВОЕЙ негасимой любви». Ведь изначально речь шла о его чувствах, которые помогли ему выжить. Но Софья Антоновна смеялась: «Это народ, Алёша, тебя поправил».

Почему «до смерти четыре шага»?

Сейчас в такое трудно поверить, но летом 1942 года на песню «В землянке» вдруг был объявлен негласный запрет. Цензуре «наверху» не понравилась фраза «до тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага». Песню объявили «упаднической», мол, она только «размагничивает советского человека». И вообще, как можно думать о любимой женщине, когда страна в опасности?

«Некоторым блюстителям фронтовой нравственности показалось, что строки «до тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага» — упаднические, разоружающие, — рассказывал Алексей Сурков. Просили и даже требовали про смерть вычеркнуть или отодвинуть её подальше от окопа. Но портить песню уже было поздно, она «пошла». А, как известно, из песни слова не выкинешь.

О том, что с песней «мудрят», дознались воюющие люди. В моём беспорядочном армейском архиве есть письмо, подписанное шестью гвардейцами-танкистами. Сказав несколько добрых слов по адресу песни и её авторов, танкисты пишут, что слышали, будто кому-то не нравится строчка «до смерти четыре шага»: «Напишите вы для этих людей, что до смерти четыре тысячи английских миль, а нам оставьте так, как есть, — мы-то ведь знаем, сколько шагов до неё, до смерти».

Откуда же взялись эти «четыре шага»? Оказывается, это вовсе не поэтическая вольность.

Во время войны существовало правило — передвигаться по минному полу на расстоянии не менее четырёх шагов друг от друга, чтобы в случае подрыва одного у других остался бы шанс уцелеть.

Между тем «оптимистичные» изменения в песню были внесены, как водится, без ведома автора, и спорное место стало звучать так:

Ты теперь далеко-далеко.
Между нами — леса и луга.
Мне дойти до тебя нелегко —
Все дороги пурга замела.

Переделку эту некоторые источники приписывают Константину Симонову, но вряд ли прославленный поэт опустился бы до «рифмы»: луга/замела.

Однако переделанный вариант фронтовики не приняли. «Ещё во время войны Ольга Берггольц рассказала мне один случай, — вспоминал Алексей Сурков. — Пришла она в Ленинграде на крейсер „Киров“. В кают-компании собрались офицеры крейсера и слушали радиопередачу; когда по радио была исполнена „В землянке“ с „улучшенным“ вариантом текста, раздались возгласы гневного протеста, и люди, выключив репродукторы, демонстративно спели песню в её подлинном тексте».

Редкая запись, или «Землянка» в опале

В 1943 году (по другим данным в августе 1942 года) песню «В землянке» записала на грампластинку вместе с «Синим платочком» знаменитая певица Лидия Андреевна Русланова. Однако весь тираж, несмотря на возмущение фронтовиков, был почти полностью изъят и уничтожен. Гораздо позже удалось отыскать так называемый пробный оттиск пластинки с этой песней в неповторимой руслановской трактовке.

Лидия Русланова и Леонид Утёсов были неутомимыми пропагандистами этой песни в годы войны. Пели «В землянке» и многочисленные фронтовые ансамбли. Исполняла её в своих поездках с концертами для солдат и Клавдия Шульженко.

Любопытно, что вскоре появился и народный ответ на «Землянку», написанный в стихах от лица девушки. Автор его неизвестен. Один из вариантов ответа исполняла на ту же мелодию Клавдия Шульженко. В нём были такие строки:

Это верно, что я далеко…
Хоть дойти до меня нелегко,
Но бываю всегда я с тобой.
Будь героем, любимый, родной!

Никогда не страшись ты врага,
Хоть до смерти четыре шага,
Если надо — умри за народ,
Но ни шагу назад, всё вперёд!

За что критиковали песню «В землянке» после войны

Официальную опалу с «Землянки» сняли только к победному 1945 году, но ненадолго.

Примечательный эпизод о новых нападках на всенародно любимую песню вспоминает зеленоградский краевед Игорь Быстров. В 1953 году он, только что окончивший Тамбовское суворовское училище с золотой медалью, был распределён в Одесское Краснознамённое пехотное училище имени Ворошилова.

«Для курящих у каптёрки был выставлен большой ящик с махоркой, а рядом на закрутку клалась списанная библиотекой подшивка какой-нибудь непартийной газеты, — рассказывал Быстров. — Некурящим давали дополнительный сахар (позже — деньги). Однажды у ящика с махоркой положили подшивку „Литературной газеты“ за 1947 год. Я ее „конфисковал“, стал читать и нашёл интересную статью, в которой на полной большой странице подробно разбиралось стихотворение-песня „В землянке“. (…) Так вот, в этой статье главная претензия к Алексею Суркову была не та, что во время войны. Теперь же его упрекали в том, что у него счастье потерялось („заплутавшее счастье зови“). Ну как может „заплутать“ счастье в нашем ясном социалистическом настоящем с его ещё более светлым коммунистическим будущим?»

Прошло ещё несколько лет, прежде чем песня «В землянке» впервые прозвучала на радио. Случилось это лишь в 1954 году. Когда народному артисту России Михаилу Новохижину позвонили из музыкальной редакции с предложением записать для Золотого фонда песню «В землянке», артист удивился: «Да не может быть, чтобы в Золотом фонде не было песни, которую с 41 -го года поют буквально все!»

Кто вырыл ту самую землянку

Землянку в деревне Кашино, временно занятую в ноябре 1941-го офицерами штаба 258-го стрелкового полка, вырыл местный житель Михаил Кузнецов, вскоре после этого ушедший добровольцем на фронт. Когда началась Великая Отечественная война, Михаилу не было ещё и восемнадцати лет. Он работал в Тушине, потом на оборонном заводе в Химках. Между тем фронт приближался, и по радио жителям посоветовали во дворах и близ домов рыть укрытия, где можно спрятаться от бомб и осколков. Михаил со своим младшим братом Володей решили сделать укрытие на случай бомбёжки.

«Летом сорок первого года стали копать на своём огороде, — вспоминал Кузнецов. —  К работе подключились соседские ребята — братья Коля и Витя Михайловы, Володя Сенатов. Таскали из леса тяжёлые брёвна, соорудили из них настил, который сверху прикрыли соломой и слоем глины — получилась довольно надёжная крыша. А стены оставили земляными. У входа в землянку пристроили дверь, вырубили в земле ступеньки. Получилась траншея в виде буквы „г“ и высотой в рост человека. Позже, с наступлением холодов, я установил в нашем „бомбоубежище“ чугунную печурку. Сентябрь, дождь идёт, холодновато, а нам в землянке тепло. Собирались человек по восемь деревенских парней и девчат, чтобы поболтать… Я на гармошке играл…»

Потом Михаил ушел добровольцем на фронт, и лишь много лет спустя узнал, что его кашинская землянка отображена поэтом Алексеем Сурковым в знаменитой песне. Он сам и рассказал об этом на встрече с горожанами и жителями близлежащих деревень, когда через тридцать лет в октябре 1971 года приехал в Истру. То место в Кашине, где находилась землянка, за несколько десятилетий заплыло землёй, заросло кустарником, однако макет землянки, сделанный руками режиссёра Истринского драматического театра Юрия Щеглова по рисунку Михаила Кузнецова, многие годы хранился в народном музее в Снегирях.

Историю о кашинской землянке рассказала своим читателям подмосковная областная газета «Ленинское знамя» зимой 1982 года. Кузнецов вспоминал, как корреспондент этой газеты приехал к нему, чтобы узнать подробности: «Из моего кабинета журналист набрал номер телефона Суркова, что-то у него уточнил, а потом обратился ко мне: «Поговорить не хотите?». Я взял телефонную трубку, поздоровался. Алексей Александрович в свою очередь спросил: «Михаил Михайлович, а гармонь цела?». Я ответил, что цела, но только другая. Потому что в войну наш дом сгорел, и из имущества ничего не осталось».

Памятный знак в Кашине

К столетию поэта Алексея Суркова в деревне Кашино появился памятный знак со словами главной песни о любви на той войне и нотной строкой. Его установили ребята из истринского краеведческого клуба «Исток» во главе с руководителем Сергеем Лавренко — он и стал автором проекта этого знака. Ребята все сделали своими силами: собрали металлоконструкцию, сварили каркас мемориальной доски, вырезали нотный стан и установили этот песенный символ на том месте, где когда-то была землянка.

Песню «В землянке» поют по сей день, она известна в многочисленных перепевках и переводах на другие языки. Её использовал режиссёр Леонид Быков в драме «В бой идут одни “старики”». Составляя антологию «Строфы века», поэт Евгений Евтушенко включил туда и «Землянку». Это стихотворение вошло так же в сборники «Три века русской поэзии» и «500 жемчужин всемирной поэзии».

Читайте также
Другие статьи об истории нашего города
Станьте нашим подписчиком, чтобы мы могли делать больше интересных материалов по этой теме


E-mail
Вернуться назад
На выбранной области карты нет новостей
Реклама
Реклама
Обсуждение
Марина Семенова
7 мая 2021
Прекрасная статья! Век живи, век учись. Теперь знаю почему "до смерти четыре шага" Было приятно услышать "В Землянке" в исполнении Лидии Руслановой! Спасибо за интересную статью. Очень тронула!
Добавить комментарий
+ Прикрепить файлФайл не выбран