4 мая 1962 года Никита Хрущев приехал на ленинградские верфи для запуска нового крейсера. А накануне ночью руководитель лаборатории КБ-2 Филипп Старос и его товарищ Иосиф Берг1 заканчивали подготовку ко дню, который, как они считали, мог изменить их жизни. Ранее в КБ-2 они создали первый в СССР настольный компьютер, а теперь готовили красочные плакаты о своих успехах, благодаря которым надеялись получить инвестиции в новую отрасль — микроэлектронику. Она обещала Советскому Союзу сети военных спутников, шпионящих за США, противоракетную оборону, высокоточные бомбардировки и промышленную автоматизацию. В результате этой исторической встречи появился и новый центр советской электроники — Зеленоград, каким мы его знаем сейчас.
Много лет спустя Берг познакомился в Москве с американским писателем Стивеном Аздэном. Они стали близкими друзьями и Стивен проникся идеей узнать настоящую историю Берга и Староса. Он провел много времени с Бергом, взял интервью у одной из дочерей Староса, работал в архивах и в 2005 году издал книгу «Инженерный коммунизм: как два американца шпионили для Сталина и создали советскую кремниевую долину»2. Хотя российские историки электроники называли эту книгу «крупномасштабной фальсификацией»3, сам Аздэн утверждает, что получил много положительных отзывов от инженеров, которые работали со Старосом и Бергом. Как бы там ни было — это другой взгляд на создание Зеленограда, его местных отцов-основателей и советских вождей. Публикуем в двух частях небольшие фрагменты книги Аздэна, посвященные непосредственно Зеленограду в период с 1962 по 1965 год.
Весной 1962 года Хрущев совмещал роли главнокомандующего вооруженными силами, главы государства и папы светской религии. Советская промышленность была организована как одно огромное объединение, поэтому, в дополнение ко всему, Хрущев был генеральным директором крупнейшей корпорации на Земле.
В истории достаточно редко встречается, когда так много силы собрано в руках человека, который так плохо подготовлен, чтобы владеть ей. Концентрация власти и отсутствие ответственности создавали нелепые обстоятельства: навязывание литературных или художественных вкусов правителя нации сотням миллионов граждан или требования, чтобы Хрущев, человек с четырьмя классами образования, лично решил, какой из двух конкурирующих ракетных конструкций доверить защиту государства.
Система, которая представлялась всему миру как самое рациональное, научно спланированное общество в истории, часто была результатом бюрократических сражений и решений, основанных на прихотях плохо информированных лидеров.
Согласно отрепетированному накануне сценарию, председатель государственного комитета по электронной технике Александр Шокин, Старос и Берг, после первоначальных представлений, провели Хрущева в комнату, примыкающую к кабинету Староса. На столе с зеленым сукном были два предмета: радиоприемник «Родина», знакомая модель размером с обувную коробку с питанием от батареек, весящая больше 12 кг, которую можно было найти почти в каждом российском доме; а рядом с ним — небольшая коробочка, похожая на слуховой аппарат.
Старос объяснил, что крошечное устройство, весившее всего несколько десятков грамм, выполняло ту же функцию, что и большое, а уменьшение размера и массы стало возможным благодаря методам микроминиатюризации, которые впервые применил KБ-2. Вид радиоприемника, такого маленького, чтобы носить его на ухе, сегодня не удивителен, но в 1962 году, особенно в Советском Союзе, где потребительская электроника всегда была нелепой, это было поразительно.
«Я помог Никите Сергеевичу вложить приемник в ухо и предложил повернуть регулятор громкости „Родины“. Микроприемник был настроен на Москву, как и „Родина“ (чтобы он мог слышать, что они передают одинаковые передачи). Соотношение массы и размеров обоих приемников было впечатляющим», — вспоминает Старос. Он рассказал Хрущеву о более широких возможностях использования такого рода миниатюризации, например, «для создания щита против ядерных ракет». Берг был в восторге, когда Хрущев несколько раз останавливался, чтобы повозиться с регулятором громкости, и вслух удивлялся.
Когда его партнер впервые предложил этот проект, Старос усмехнулся и сказал, что это будет просто игрушка, которая едва ли стоит времени КБ, которое занимается передовыми технологиями. Но Берг настоял, создав микроприемник с командой из пяти инженеров, работавших сверхурочно. Позже Старос признал, что маленький приемник завоевал сердце первого секретаря и сыграл в тот день важную роль.
Свободно говоривший на русском Старос водил Хрущева и его свиту по лаборатории. Тот факт, что это выглядело очень похоже на лаборатории, которые он видел в IBM в Калифорнии, был, вероятно, еще более впечатляющим для Хрущева, одержимого желанием «догнать и перегнать». Старос говорил честно, признавая, что советская промышленность отстает от Запада, но уверенно предсказывал, что при должном планировании она может вырваться вперед. Однако он прикусил язык, когда Хрущев спросил, поддерживается ли надлежащим образом КБ-2 ленинградской парторганизацией. Тогда вперед шагнул первый секретарь ленинградского обкома Толстиков, чтобы заверить Хрущева в том, что, конечно, товарищи Старос и Берг в полной мере получат поддержку. Это заявление было ложью, и некоторые присутствующие это понимали.
Делегации продемонстрировали компьютер УМ-2, который, как объяснил Старос, расширит возможности военных самолетов и автоматизирует системы жизнеобеспечения космонавтов. Он предсказал, что способность компьютеров хранить и обрабатывать информацию, сделает их мощными инструментами для автоматизации промышленности и повышения эффективности государственного управления. Хрущев был очарован, когда увидел, как «умный» компьютер, отвечает на простые запросы.
Главная идея Староса, согласно которой микроэлектроника сделает оружие гораздо более точным и смертоносным, была тщательно выверена, чтобы поддержать убеждение Хрущева в том, что ракеты и другие высокотехнологичные машины сделают ненужными огромные дорогостоящие армии. Хрущев постоянно «сражался» с военными, требуя от них сокращений, чтобы высвободить денги и рабочую силу для гражданских нужд. Шокин и маршал Устинов подтвердили утверждения Староса о возможностях УМ-2.
Но важнейший момент был оттянут к концу визита. Старос подвел всех к плакатам, на которых был целый город, посвященный исследованиям, разработке и производству микроэлектроники. Пятьдесят два этажа доминировали над невысокими промышленными зданиями, в то время как жилые дома, окруженные прудами и березами, были разбросаны вокруг. В небоскребе, который будет соперничать с наиболее впечатляющими зданиями американских штаб-квартир, как заверил Старос Хрущева, будет Центр микроэлектроники.
Центр будет координировать масштабную программу, начиная от учебных заведений и заканчивая компьютерным проектированием и производством, и все будет направлено на то, чтобы вывести Советский Союз вперед капиталистических стран, которые не могли сконцентрировать столько ресурсов в такой короткий период для одной цели. Разрыв между исследованиями и производством, ответственным за низкое качество большинства советских товаров, будет ликвидирован путем тесного объединения работы исследовательских институтов, конструкторских бюро и производства.
Схема не ограничивалась новым городом, который вырастет из грязных полей возле деревни Крюково, или даже Россией: «Поскольку невозможно было перевезти специалистов из всего Советского Союза в Центр, мы представили систему вспомогательных организаций. Они были расположены в столицах: Киеве, Риге, Вильнюсе, Тбилиси, Минске, Ереване, — вспоминал Берг. — Самым важным элементом этого предложения было создание базы для новых компьютеров. Наша первая задача состояла в том, чтобы создать основу для этих новых машин, интегральных микросхем и логики».
Идеи Староса и Берга, особенно их настойчивость в том, что микроэлектроника будет основываться на кремниевых полупроводниках и на том, что компьютеры станут дешевыми и доступными, противоречили советскому технологическому мейнстриму того времени: «Мы организовывали то, что оказалось будущим микроэлектроники, то есть твердотельной электроники на основе кремниевых полупроводников. Об этом спорили, многие были против. Когда мы предлагали это, кремний в Советском Союзе вообще не производился», — вспоминал Берг.
Хрущев не мог понять деталей объяснений Староса о микроэлектронике или разумно разрешить споры между КБ-2 и другими конструкторскими бюро о том, в какие технологии следует инвестировать Советскому Союзу. Но он доверял низкорослому темноволосому инженеру и его высокому, интеллектуально выглядящему партнеру. Тот факт, что они были американцами, вероятно, помог Хрущеву — большинство россиян с огромным уважением относилось к технологиям США, поскольку изнанка российского шовинизма представляла собой один большой комплекс неполноценности, который заставлял его лидеров не доверять любым техническим инновациям, которые еще не были подтверждены американской промышленностью.
Хрущев последовательно выступал практически против всех строительных проектов, кроме строительства жилья, поэтому его одобрение плана американских инженеров по строительству нового города послужила мощным сигналом о поддержке как проекта, так и его руководителей. Согласие Хрущева было тем более примечательным, что в тот момент он боролся со стремительно ухудшающейся экономической ситуацией, которая вынуждала его снижать расходы.
Хрущев слушал, как Старос рассказывает об установках, которые будут стоить сотни миллионов рублей, но при этом знал, что его подписи ждут указы, цель которых пополнить бюджет с помощью роста цен на продукты при одновременном снижении зарплаты работников на заводах4. А ведь со времен Сталина советская система обещала, что движение к коммунизму означает, что цены будут постоянно снижаться. Мало того, что снижение уровня жизни могло привести к волнениям, но эти указы представляли собой болезненное признание того, что Советский Союз не свободен от экономических законов, как думал Берг и другие коммунисты во всем мире.
Но советский лидер никак не показал, что его беспокоит стоимость создания микроэлектронной промышленности мирового уровня. Наоборот, после презентации Хрущев обнял Староса и Берга и пообещал полную поддержку. Предупредив двух американских инженеров, что бюрократия попытается сорвать или перехватить их проект, он предложил им связываться с ним напрямую, через его помощника Григория Шуйского, по поводу любых проблем.
Визит Хрущева оказался даже более успешным, чем могли предположить Старос и Берг. Они будто опьянели от счастья. Под их руководством мир может, наконец, увидеть, чего может достичь социализм! Идеи, которыми Берг увлекался со своими сокурсниками в конце 1930-х годов — способность плановой экономики использовать технологические плоды, подтвердились. И два человека, которые не смогли получить небольшой контракт от ВМС США, чтобы раскрутить лабораторию Староса, стали практически коммунистическими магнатами, хозяевами огромных ресурсов.
8 августа 1962 года Хрущев подписал постановление, разрешающее создание центра микроэлектроники (Научного центра) недалеко от железнодорожной станции Крюково. Постановление указывало, что Научный центр будет ведущей организацией в СССР по микроэлектронике. Он был описан как «автономный объект, состоящий из комплекса научных исследовательских институтов и производственных предприятий для разработки и производства интегральных микросхем».
Советский лидер подписал также еще один документ, который стал предпосылкой для назначения Староса на руководящую должность — документы, делающие греко-американца полноправным членом Коммунистической партии Советского Союза. Это было необычно — ради этого люди проходили длительный вводный процесс, включая формальный испытательный срок, — но, учитывая все, что с ним случилось, это было нормой. Филипп и Анна Старос, и, соответственно, их дети, также стали гражданами Советского Союза. Вера, жена Берга, отказалась принять советское гражданство, поэтому Берги пока оставались иностранцами.
В течение следующих двух лет, пока строился Зеленоград, Старос и Берг перемещались туда-сюда между Ленинградом, где они продолжали руководить КБ-2, и Москвой. В одной из поездок Берг познакомился в самолете с 22-летней Эльвирой Валуевой. Она работала инженером и ездила в командировку на завод под Москвой. Когда они вернулись в Ленинград, Эльвира представила Берга и Староса богемному кругу. Вечеринки были похожи на музыкальные вечера, которые они помнили по своей «прежней» жизни в Гринвич-Виллидж. Старос играл на гитаре и пел, сопровождая двух молодых людей, которые впоследствии стали очень известными бардами — Юрия Кукина и Евгения Клячкина. Поэт-диссидент Иосиф Бродский, уже ставший иконой советской контркультуры, несколько раз заходил почитать свои стихи.
Хрущевская оттепель быстро проходила, но в тот момент казалось, что Россия была на правильном пути, выводя государство из частной жизни людей, идя от успеха к успеху в освоении космоса, переориентируя экономику на нужды простых людей и разоблачая сталинские преступления. «Один день из жизни Ивана Денисовича» Александра Солженицына был опубликован в ноябре 1962 года, было распространено более миллиона экземпляров. Другие, менее известные диссиденты часто посещали эти вечеринки; позже один из них умер в сибирском лагере, куда попал за публикацию самиздата.
Но всякий раз, когда возникали разговоры на политические темы, Берг выступал за коммунистическую систему. «Иосиф сказал бы: „Я коммунист №1“. У него был идеалистический взгляд на это. Он думал, что система была хорошей, но за неё отвечали не те люди» , — вспоминала Эльвира годы спустя.
Берг с одобрением цитировал обещание Хрущева о том, что в течение двадцати лет Советский Союз достигнет коммунизма, большинство людей будут жить без арендной платы в высококачественном жилье, что резкий контраст в уровне жизни между городом и деревней будет ликвидирован, а по экономическим показателям СССР намного опередит капиталистические страны. Он также высоко оценил возобновившиеся нападения партии на организованную религию.
Старосу было предложено забить в землю первый символический колышек на церемонии в августе 1962 года, посвященной началу строительных работ в Научном центре. Мечта о 52-этажном здании была отвергнута как непрактичная, но высококлассным архитекторам, которые предпочитали футуристические стили, было поручено проектировать общественные здания. Планировка города было довольно удобной, особенно по сравнению с другими советскими городами той же эпохи, и остается таковой и сегодня.
15 января 1963 года постановлением Мосгорисполкома город-спутник был официально назван Зеленоградом. Первый полностью cпланированный город в Советском Союзе, он был рассчитан на 65 тысяч человек. На его дизайнеров оказало влияние британское движение New Town. В отличие от других советских промышленных центров, где жилые дома часто строились рядом с выбросами фабричных труб, здесь жилые районы и производство располагались в отдельных зонах. Стандартные четырех- и пятиэтажные многоквартирные дома стояли в окружении зелени. Зеленоград должен был стать первым из десяти городов-спутников, куда будут перемещены фабрики, которые забивали и загрязняли центр Москвы, но позже эта грандиозная идея была забыта.
Расположенный в сорока километрах к северу от Кремля, Зеленоград был объявлен частью Москвы. Это стало мощным инструментом найма, потому что сотрудники, получившие работу в Зеленограде, автоматически получали и московскую прописку, желанный документ, позволяющий человеку и его семье жить в столице. В те дни люди шли на все, включая фиктивные браки, чтобы получить московскую прописку.
Была организована работа по обеспечению жителей Зеленограда продуктами и промтоварами. Были построены кинотеатры, катки и другие культурные объекты. Всего этого, плюс возможность работать в интересной сфере с большими карьерными перспективами, было достаточно, чтобы привлечь лучших специалистов со всего Советского Союза. Кроме того, Центру было разрешено превышать ставки заработной платы по сравнению с другими предприятиями советской электронной промышленности.
По мере роста зданий Научного Центра, Старос лично набрал и назначил руководителей научно-исследовательских институтов, которые должны были разместиться в новом городе. Согласно плану, разработанному директором Центра, эти институты должны были проводить фундаментальные исследования по всему спектру вопросов, связанных с микроэлектроникой: от физики твердого тела до интегральных микросхем и программного обеспечения.
Институты в Зеленограде должны были быть объединены с конструкторскими бюро, разбросанными по всему Советскому Союзу, в обязанности которых входило преобразование достижений институтов в рабочие прототипы. КБ-2 занял бы привилегированное положение, концентрируясь на самых захватывающих областях, включая инновационные компьютеры. Другие конструкторские бюро должны были отвечать за разработку оборудования для производства микроэлектроники, интегральных микросхем и микроэлектронных устройств, таких как системы телеметрии, для использования в спутниковой связи. Конструкторские бюро, в свою очередь, будут тесно сотрудничать с производственными предприятиями. Старос и Берг также провели собеседования с кандидатами на управление дочерними центрами в столицах Украины, Эстонии, Белоруссии, Армении и Грузии.
Старос и Берг с нетерпением ждали переезда в свои, расположенные по соседству, виллы в Зеленограде. Их крошечные ленинградские квартиры стали невыносимо тесными. Напряженность была неизбежна, когда Иосиф и Вера спали в одной комнате, а их четверо детей спали, играли и жили в единственной другой комнате; в похожих условиях жили и Старосы.
Отношения с местными партийными чиновниками также становились все более напряженными. По мере роста известности КБ-2, росло и его неповиновение Ленинградскому обкому. Около 40% сотрудников КБ-2 были евреями, что привело к тому, что ленинградские партийные лидеры назвали его «гнездом сионистов». Старос знал, что его политика найма создает «турбулентность».
Генри Эрик Фирдман, один из сотрудников КБ-2, который тоже был евреем, вспоминал: «Я приходил к Старосу и говорил: „Нам нужно нанять этого парня“, а Старос смотрел на меня своими большими карими глазами и отвечал: „Опять еврей? Минутку, сколько их у вас?“ Я отвечал: „Что вы хотите от меня?“ — тогда еще не было выражения „политкорректно“, но это означало: „Вы хотите, чтобы я был политкорректным или вы хотите, чтобы я выполнил работу?“ И он сказал: „Зачем мне вы, если не для выполнения работы?“ Поэтому я сказал: „Хорошо, тогда дайте мне немного свободы“. И он отвечал: „Хорошо, но это в последний раз“. И так происходило, вероятно, раз пятнадцать. Он был очень нетипичен в этом отношении, и поэтому его тоже ненавидели».
Романов, второй секретарь ленинградского обкома, печально известный антисемит, становился все более и более невыносимым, требуя, чтобы КБ-2 придерживался его политики приема на работу — не евреи и члены партии. Сражались за каждого нового сотрудника или повышение по службе, и КБ-2 не всегда побеждал. Старос фактически щелкнул Романова по носу, полагая, что скоро он перебазируется в Зеленоград, где будет свободен от Ленинградского обкома и его недалекого руководства.
Хотя они были решительными коммунистами, Старос и Берг посчитали вмешательство партии в деятельность КБ-2 и жизни ее сотрудников раздражающим и ненужным. Они так и не привыкли к желанию партии контролировать частную жизнь людей. Партия могла отказать в продвижении по службе за супружескую измену или если ты иным образом не сумел «быть хорошим коммунистом».
Старос и Берг никогда не давали публичных намеков на то, что они ставят под сомнение некоторые эксцентричные действия партии. Партийная ячейка КБ-2 установила квоты для своего «патриотического вклада в сельское хозяйство» — так называемая принудительная «добровольная» служба в колхозах. Как и другие образованные люди, Берг, Старос и их семьи не освобождались от необходимости каждый год ездить в деревню, чтобы вытащить картошку из холодной грязи, упаковать яйца в ящики или выполнить какой-то другой неоплачиваемый низкоквалифицированный труд.
Старос и Берг чувствовали себя более комфортно в Москве, рядом с Хрущевым, Устиновым и другими партийными бонзами, на которых, по их мнению, можно было положиться. Они радовались, видя быстрый рост Зеленограда — от самых первых дней, когда новоприбывшим давали квартиры возле входов в пустующие жилые дома, чтобы предотвратить мародерство со стороны местных жителей, до города с населением в десятки тысяч человек. И все это за несколько лет. Дороги, магазины, офисы, школы и поликлиники росли как грибы. Это был пример того, как быстро в Советском Союзе можно мобилизовать людей и ресурсы. Берг чувствовал, что это удачное начало для Научного центра.
Продолжение следует…
1 В январе 1956 году под руководством Филиппа Георгиевича Староса (настоящее имя Альфред Сарант, Ал) в оборонном НИИ радиолокационного профиля в Ленинграде была создана лаборатория СЛ-11 с задачей создания бортовых приборов в микроэлектронном исполнении. Через пять лет в составе НИИ на базе этой лаборатории было создано самостоятельное конструкторское бюро — КБ-2 под руководством Староса. Иосиф Вениаминович Берг (настоящее имя Джоэл Барр, Джо, Иосиф) получил должность главного инженера и заместителя руководителя КБ-2.
2 Usdin, Steven T., «Engineering communism: how two Americans spied for Stalin and founded the Soviet Silicon Valley». Yale University Press/New Haven& London, 2005
3 «Зеленоградский центр микроэлектроники: создание, расцвет, закат». Б.Малашевич. «Электроника: Наука, Технология, Бизнес» 1/2007
4 Рост цен спровоцировал волнения летом 1962 года, в том числе восстание в Новочеркасске, которое было подавлено только тогда, когда армия и КГБ открыли огонь по мирным жителям. 26 человек было убито, почти сто полули ранения, семерых «зачинщиков» расстреляли.