5 апреля в ДК «Зеленоград» пройдет концерт группы «Цветы». В преддверии выступления вокалист группы Олег Предтеченский дал интервью Zelenograd.ru.
| загрузить файл со звуком (18522 кб) |
— Олег, расскажите, что вы представите зеленоградской публике, что прозвучит?
— Наверное, уже полгода, независимо от того, куда приезжаем, — в малый или большой город, концертная ли это площадка в Москве или маленьком селе, мы играем одно и то же. Это большая программа, которую мы разбили на две части. В первой мы представляем новый альбом под названием «Распахни свое окно», который вышел в прошлом году, а во второй —те песни, которые все знают, помнят и любят, это классический репертуар «Цветов». Концерт идет около двух часов, независимо от площадки.
— Вы знаете зал зеленоградского ДК? Как бы вы его оценили в смысле удобства для артиста, контакта со зрителем, акустики?
— Мы там были много раз. Обстоятельства все время были разными, и поэтому сейчас трудно сказать, что получится 5 апреля. Я думаю, что все будет прекрасно. С точки зрения зрителей зал удобный: там шикарные балконы, партер. Мне кажется, очень уютно.
— Вы пришли в группу «Цветы» в 1999 году, как раз после того, как группа на десять лет замолчала и ее стали понемногу забывать. Как это произошло, кто вас пригласил тогда?
— Это такая история... Я пришел работать в театр Стаса Намина и начал входить в спектакли. Там как раз были музыкальные спектакли, они есть и сейчас: это хиппи-мюзикл «Волосы», потом начали ставить рок-оперу «Иисус Христос — суперзвезда». И постепенно появилась такая тема — нужно провести юбилейный концерт группы «Цветы». А группа «Цветы» — это огромный коллектив, если иметь в виду всех музыкантов за все прошедшие годы. Идея была не в том, что я там буду выступать, а в том, чтобы провести юбилейный концерт и пригласить всех, кто в разное время выступал, пел, играл в этой группе. Вот так, постепенно образовался костяк, который до сих пор и работает в качестве группы «Цветы».
— Вы упомянули о том, что раньше состав все время менялся. Известно, что в первые 20 лет в группе играли более 50 музыкантов, причем многие из них очень известны. Как бы вы объяснили, что состав 1999 года не меняется и сейчас, спустя 12 лет?
— Во-первых, люди уже другого возраста, уже попрыгали. Во-вторых, другие времена настали. А в те времена ситуация с музыкой была непростая. Конечно, все музыканты любили рок’н’ролл, все смотрели на Запад, ориентировались на ту музыку. А здесь, в этих условиях, играть все это было невозможно. Если человек выбирал себе профессиональную стезю как музыкант, то он вынужден был уйти из такой группы, как «Цветы», которая, в принципе, играла душевную музыку, и то, что было созвучно с Западом. Нужно было уходить в другие коллективы, которые ездят по гастролям, которые могли зарабатывать деньги. С «Цветами» все было не так просто: их все время тыркали, закрывали, не давали гастролировать, не давали зарабатывать. Поэтому, я думаю, и была такая постоянная смена музыкантов, некоторые не выдерживали безденежья, такой вот экономической блокады.
Но я думаю, что это была единственная группа, которая была очень откровенна в своих музыкальных пристрастиях. Мы до сих пор гордимся, что пели о том, что лежит на сердце, чтобы делиться с публикой. Собственно говоря, мы этим принципом так и не поступились.
А сейчас просто настали другие времена, пой про что хочешь. Мы ездим по стране и знаем, что публика соскучилась по этой музыке, по этой поэзии, по этим смысловым, где-то философским текстам. Новый альбом слушают с открытыми ртами, мы наблюдаем, как у людей меняются лица. Сначала все идут просто поностальгировать, послушать то, что связано с их юностью, молодостью. А в первом отделении идет совершенно новый материал, не развлекательного характера, а заставляющий задуматься, дающий по-настоящему насладиться музыкальной гармонией, услышать какие-то глубокие слова. Весь этот альбом основан на поэзии шестидесятников, и каждое слово там на вес золота. Мы наблюдаем очень отрадную картину: народ воспринимает. Конечно, «Цветы» — это бренд, то самое «Мы желаем счастья вам», «Мы вам честно сказать хотим», «Звездочка». Но новый альбом — это логическое продолжение всех этих параметров: музыки, поэзии, профессионального живого исполнения.
— Вы выступаете в разных российских городах. Есть ли какая-то разница в поведении публики, в ее восприятии ваших песен?
— Нет. Мы тоже этого боялись. Нам, москвичам, и людям, которые давно здесь живут, кажется, что люди на периферии другие. Но даже в маленьких городках люди соскучились. Например, человек приходит на спектакль в какой-нибудь музыкальный театр, на «Лебединое озеро». Он хочет увидеть канкан, развлекаловку, а ему дают «Лебединое озеро» — думай, слушай. Почему-то в последние 15 лет мы привыкли воспринимать эстраду как развлекаловку, клоунаду. А тут человек приходит и целый час, в первой части выступления, он вынужден напряженно вслушиваться, думать, а не развлекаться. Одно дело исполнять новый материал, который мы любим и знаем, а другое дело — его в первый раз слышать; это, конечно, труд. В итоге оказывается — это то, что нужно; то, что человек хочет и то, что ему давно не дают.
Когда началась активная концертная деятельность группы «Цветы», с 2008 года, когда грянул кризис, мы акцентировали свою деятельность на публичных концертах. Во времена кризиса, когда все артисты сидели без работы, у нас было по 20 концертов в месяц. Мы ездили по малым городам и заметили такую тенденцию: зал собирается, кто-то друг друга знает, кто-то незнаком, но рядом сидят случайные люди. И к концу выступления, постепенно, эти люди становятся родными. Заканчивается концерт — братья, сестры, единая масса, все — родственники.
— В 2009 году, в год своего
— Все прекрасно, но достаточно прагматично. Мы приехали туда работать и каждый день по 12 часов вкалывали. На это у нас ушло около недели. В 2009 году мы записали альбом «Назад в СССР», в который вошли
Мы, конечно, смотрели по сторонам и замечали, что, например, стоит фортепиано, на котором Beatles писали известное соло из Lady Madonna, стоит «Хаммонд» — орган, на котором Uriah Heep писали свои альбомы. Там, конечно, с одной стороны, действующая студия, а с другой стороны, это уже музей; как у нас в России принято говорить, намоленный храм. Это однозначно присутствует — какие-то флюиды, биополя, стены пропитаны этой высококлассной мировой музыкой, открываются какие-то чакры восьмого уровня, и так далее.
Главной идеей, конечно, было — представить песни тех времен, как они могли бы звучать, если бы была возможность записать их на такой высококлассной студии. И это нам удалось. А плюс ко всему — рабочий режим, потому что мы находимся не по домам, а в командировке. Утром встали — и на работу, закончили работу — пошли спать, встали — опять на работу.
Конечно, оборудование, которое там представлено, работает как часы. Поддерживаются даже какие-то старые приборы, старые микрофоны. Например, я пел в микрофон, в который пел Мик Джаггер. Это тоже ответственность, внутри срабатывает какой-то переключатель и ты уже совсем по-другому, трепетно относишься к тому, что ты сейчас, в данный момент поешь.
— Вам было комфортно как вокалисту или вы волновались? Вы сказали о том, что чувствовалась какая-то ответственность. Вы волновались? Пришлось ли записывать много дублей на записи?
— Нет, много дублей я не пел. Некоторые песни были вообще с одного дубля. Это было удивительно, но не для нас, потому что мы друг друга знаем, работали вживую, а для тех местных звукорежиссеров, которые нас не знали. Приехали какие-то пацаны из какой-то дикой восточной страны, сейчас будут вынимать душу какой-то своей музыкой, кучей дублей, редактированием... И тут вдруг раз! — и все получается. В общем, вызвали некоторое удивление.
А ответственность чувствуется. Я же говорю: перед вами микрофон, которому 40 лет, как и группе «Цветы». Студия-то открылась в 1932 году, еще до войны, там еще до этих великих рок-музыкантов переписалась куча всякого народа: и джазовые певцы, и джазовые коллективы. Это студия с огромной историей. Но поскольку нам уже не по
— На концерте в честь
— Диплом об академическом образовании есть, потому что других дипломов в нашей стране никто не дает. Еще бывает народное пение, а эстрадное появилось только в последнее время. В то время, когда я учился, эстрадного отделения не было. Оно было, может быть, одно в Москве, и то там Иосиф Кобзон с академическим образованием преподавал. Поэтому все это относительно.
А что касается академического вокала... Давайте вспомним историю. Для чего был создан академический вокал как таковой? Для того чтобы «пробить» оркестровую яму. Именно такая форма подачи вокала была, чтобы донести через оркестр текст и ноты. Поскольку не было микрофонов, не было такого оборудования, которое представлено сейчас, многие нюансы были потеряны, мы о них просто не знаем. Кто знает, например, как пел Карузо «на ушко»? Никто не знает, потому что это невозможно было записать.
На самом деле, понятие «вокал» гораздо шире, чем определения «академический», «народный», «эстрадный». Это передача эмоций посредством голоса и произнесения слов, но, в принципе, это говорит и поет душа. И как здесь разделить академическое, роковое, эстрадное, джазовое?
— Я всего лишь имела в виду манеру пения.
— А манера пения должна быть разной. В том и смысл, что не нужно ограничиваться какими-то рамками. Я вот романс Неморино вижу так. И сравниваю, как пел Паваротти, Карузо и так далее. И даже Петр Налич спел после этого, тоже в интернете вывесил. Ему нравится, например, то, что я делаю, а не нравятся великие, серьезно говорю.
Учиться петь я начал лет в 12 и до сих пор еще не закончил.
— Как вы поддерживаете свой голос? Поете ли вы часто, каждый день?
— Не так, конечно, как было во время учебы. У меня есть свои секреты, всякие манипуляции, чтобы подготовиться, снять усталость голоса. Когда находишься в жестком гастрольном режиме, голос в тонусе, чем больше поешь, тем лучше.
— Вы как-то бережете связки, может быть, делаете специальные упражнения?
— Да, много всего, но не вокальные упражнения. Иногда Козловский приезжал в какой-то город на спектакль, и сутки не выходил из дома и молчал. Не напрягался, не пел рулады и распевки, а, наоборот, молчал.
Конечно, человек должен быть хорошо отдохнувшим, выспавшимся. Это самое главное, потому что если ты устал, то уже ничего не поможет, остается только орать.
— В вашей биографии упомянуто, что вы в
— С точки зрения пения это очень близко как раз к академическому вокалу. Но у меня была другая цель. Во-первых, я только что вернулся из-за границы и не мог понять, что вообще происходит в стране, потому что я уехал из одной страны, а вернулся в другую, и вообще не понимал, куда мне деваться. А во-вторых, мне хотелось соприкоснуться с этой культурой, которую в те времена нам никто не преподавал, не рассказывал. Я открыл для себя абсолютно новых Мусоргского, Бородина, Чайковского.
— Вы имеете в виду их духовную музыку?
— Да. Это совершенно сумасшедшая культура. Не знаю, преподают это сейчас или нет, но тогда этого и близко нигде не было. Полтора года я там простоял на клиросе. Кроме того, что это очень интересный жизненный опыт, идет музыкальное и культурное обогащение, это однозначно. Может быть, с точки зрения музыкальности все это зависит от уровня регента и тех певчих, которые стоят вокруг. Но в моем случае это было не очень, потому что в церкви следующий шаг с клироса — на паперть. Там в основном такие люди — не то, что ущербные, но бедные и ущемленные, будем так говорить. Были там какие-то полуспившиеся люди, а с другой стороны, были и те, кто вкалывали на трех-четырех работах, и это была одна из работ. Не было возможности заработать музыкой, а петь хотелось. Были неудавшиеся музыканты-инструменталисты, саксофонисты, трубачи, кому они были нужны в то время? А он приходил на клирос, гудел там. В баритонах стоял и пел.
То есть, у всех разные цели. А потом я понял, что, наверное, всё, мне там делать больше нечего, и закончил с этим.
— В самом начале разговора вы упомянули Театр музыки и драмы, созданный Стасом Наминым. Продолжаете ли вы и сейчас там работать?
— Группа, я имею в виду музыкантов, — они там все, активно выступают на самих спектаклях.
— В качестве кого? Я посмотрела репертуар и не нашла вашего имени среди постановщиков, может быть, музыкальных аранжировщиков, исполнителей.
— Уже 11 лет прошло. Это был один из первых спектаклей, который мы играли на земле обетованной, в Израиле. Все это снимала местная телекомпания и в интернете до сих пор есть и ария Иисуса в моем исполнении, есть диалоги Иуды и Иисуса. Все это легко найти.
Сейчас я в театре не задействован. А музыканты да, работают. Валера, наш аранжировщик, пишет аранжировки новых спектаклей и фактически является музыкальным руководителем театра.
— В последнее время в Москву с концертами приезжали многие известные западные группы и исполнители. Бывали ли вы на этих концертах?
— С удовольствием бы, но не получается. Сейчас ведь средства массовой информации настолько развиты... Например, на Шаде не удалось попасть, но я знаю, где это можно посмотреть в интернете. И это бывает еще лучше, потому что не знаешь, где в зале будешь сидеть и как это будет восприниматься — услышишь ли ты музыку и в каком балансе. Достаточно трудный вопрос. Наверное, в последний раз был два года назад, ходил на Марка Нопфлера из Dire Straits. Сейчас уже нельзя сказать, что смотришь как зритель, потому что начинаешь копаться в профессиональном: как он себя ведет, что за песни делает, как он играет, как говорит. Уже не можешь смотреть как обычный зритель. На Пола Маккартни хотелось попасть, но не удалось. В общем, с трудом, не получается. Для этого нужно быть абсолютно свободным, жить в другом графике, когда работаешь с 8 до 5, а в субботу и воскресенье выходной. Не получается так.
— Спасибо за беседу, ждем вас в Зеленограде.
— Спасибо, приедем с удовольствием.
Юлия Кравченко / фото с сайта timba1987.narod.ru