— Сегодня мы говорим о поиске пропавших людей. Есть ли в составе окружного УВД подразделение или отдел, занимающийся именно поиском людей?

— Да, это как раз наше подразделение. Но не только поиском без вести пропавших людей, также мы занимаемся утратой родственных связей, розыском алиментщиков по постановлениям судебных приставов, розыском преступников и установлением личностей неопознанных трупов.

— Каков штат вашего отдела, хватает ли сотрудников?

— Для Зеленограда, по большому счету, сотрудников хватает. Это не только наша проблема, подключаются также другие службы.

— Изменился ли этот штат после реорганизации УВД округа? Скажем, уменьшился или увеличился?

— Да, несколько изменился, у нас сокращен один сотрудник, но на работу это пока не повлияло.

— Если говорить только о пропавших без вести людей, какова статистика таких случаев?

— Статистика в основном ровная. Я на протяжении восьми лет руковожу отделом, и она более-менее стабильная. В год поступает около двухсот заявлений. В основном все пропавшие находятся сразу. У нас, конечно, были проблемы с 2005 по 2009 год, когда люди пропадали из-за того, что преступники их отсюда вывозили и в дальнейшем завладевали их квартирами. Сейчас, с 2009-го, такая статистика практически стабильна.

— Люди какого возраста чаще пропадают, о каких пропавших заявляют?

— Если взять этот год, то — разный возраст. Раньше пропадали в основном люди, которые вели антиобщественный образ жизни, пропадали из-за квартир, это средний либо уже старший возраст. Также раньше пропадало очень много детей. У нас на территории существует приют, где была горячая линия; сюда со всей Москвы привозили детей. Они склонны к бродяжничеству, поэтому пропадали. Сейчас наладили отношения, вроде все идет ровно.

— Какова наиболее частая причина исчезновения человека, по вашему опыту?

— Если говорить о детях — это переходный возраст, конфликты в семье. Взрослые пропадают... Мужчина запил, а сейчас и женщины пьют. Запили, пропали, через день, два, три, находятся.

— Бывают ли случаи, когда пожилые люди теряют память?

— Да, у нас такие случаи тоже происходят, но не так часто. Город маленький, родственники начинают быстро действовать. Мы таких людей обычно находим.

— Что происходит с человеком? Он уезжает куда-то?

— Были случаи, когда уезжали, были случаи, когда в связи с их здоровьем их находили на территории уже трупами. Были случаи, когда находили в больнице. Все случаи разные, всегда в зависимости от ситуации.

— Вы упомянули о том, что поступает в среднем двести заявлений в год, и практически всех пропавших удается найти.

— Процентов 90 мы находим сразу в ходе проверки по материалу.

— Сразу — это в течение какого времени?

— По уголовно-процессуальному кодексу на проведение первоначальной проверки предусмотрено 10 дней, после этого заводится розыскное дело.

— Ваш отдел оснащен технически? Наверняка существует единая база данных, где собирается информация, скажем, о поступивших в больницу людях, которые не могут себя назвать?

— На базе бывшего ГУВД существует база — бюро регистрации несчастных случаев, куда сходится информация со всей Москвы, из моргов, больниц, скорой помощи.

— Каков алгоритм действий, когда к вам в отдел обращаются с заявлением о пропавшем человеке? Хотя, вероятно, к вам напрямую не обращаются, через «02»?

— Почему — случаи разные, обращаются и напрямую. Нам это даже в какой-то степени удобнее, потому что дежурный, в связи со своей занятостью, большим документооборотом, может сразу не оценить ситуацию. А когда обращаются к нам, мы в некоторых случаях можем находить людей даже до регистрации.

— Допустим, вам звонит человек... Или нужно письменное заявление?

— Нужно, чтобы человек сам к нам пришел, желательно с фотографией. Нашими приказами и инструкциями это не обусловлено, но фотографии понадобятся в дальнейшем, если будет необходимо завести розыскное дело. Направляются определенные карточки в картотеку, в тот же ЗИЦ, в тот же БРНС — бюро регистрации несчастных случаев. Направляется опознавательная карта. Бюро регистрации несчастных случаев в таких случаях в автоматическом режиме сопоставляет лиц, которые где-то обнаружены трупами, либо в больнице — неизвестные больные. После этого к нам приходит информация. Это дальнейший алгоритм. А когда к нам приходит человек, мои сотрудники сразу садятся на телефоны и начинают обзванивать все наши базы, которые существуют в МВД.

— На этом моменте хотелось бы остановиться. Иногда можно слышать такие истории. Человек приходит и говорит: «У меня жена пропала, помогите, сделайте что-нибудь». А ему отвечают: «Подожди, может быть, завтра-послезавтра вернется», — и не принимают заявление.

— Такого у нас в отделе нет. Такое может быть, когда приходят к дежурному. Он может не знать специфики нашей работы, не знать досконально нашу инструкцию розыскной деятельности. Среди обывателей ходит такое мнение, что нужно подождать трое суток и прийти.

— Да, об этом часто говорят.

— Это ничем не предусмотрено, никакими инструкциями, ни приказами, ни законами. Вникнув в обстоятельства дела, пропажи, мы можем разъяснить, что, может быть, день-два подождите и приходите, но заявление мы примем в любом случае.

— За эти день-два никаких действий не будет? Просто ожидание, появится ли человек?

— Да, но перед тем, как мы предложим подождать день-два, мы все равно проверим по всем базам.

— Ускоряется ли процесс поиска, если приходят с заявлением о пропаже ребенка?

— Тоже смотрим по обстоятельствам дела. У нас по Главку, во всяком случае, в Москве, заведено, что по несовершеннолетним, если по обстоятельствам необходимо, у меня есть право заводить розыскное дело в те же сутки. То есть при поступлении заявления в течение трех часов могут завести розыскное дело. Для несовершеннолетних это ускоряется.

В принципе я могу в таком же ускоренном порядке завести дело, если я понимаю, что человек стар, и с ним тоже что-то могло случиться.

— Если возможно, дайте совет или инструкцию, как действовать человеку, у которого пропал близкий, родственник. Допустим, человек должен был прийти в восемь вечера домой. В десять нет, в два часа ночи нет, на звонки не отвечает, где находится, неизвестно. Куда нужно звонить, к кому обращаться, чтобы максимально эффективно начался поиск?

— Лучше звонить, конечно, в наше подразделение (499)731-0046. У нас каждый день на сутках дежурит сотрудник, работает днем и ночью. Что касается совета — в этих случаях надо сопоставлять. Предположим, муж ушел на работу и должен в девять вернуться, а полдесятого, в десять, в одиннадцать его еще нет. Если это взрослый человек, не больной...

— Я говорю о ситуации, когда действительно понимаешь, что отсутствие человека странно, нехарактерный случай.

— Мы немного о разном говорим. Бывают и такие звонки: муж должен был прийти в девять, а в полдесятого его почему-то нет. Звонят «02», поднимают всю милицию. Буквально в выходные у нас было такое заявление: муж уехал в Москву, должен был доехать до определенного места, до метро, он оттуда позвонил, сказал, что доехал, сказал, что через какое-то время вернется, и потом у него отключился телефон. Через два-три часа жена начала суетиться. В результате оказалось, что у мужчины просто сел телефон, и он не мог ответить. Понимаете, по ситуации надо смотреть.

— Если вернуться к поиску детей. Есть ли разница между вашей реакцией, как сотрудника уголовного розыска, когда говорят о пропаже трехлетнего ребенка или, например, пятнадцатилетнего подростка?

— Да, конечно есть.

— Отличаются ли оперативные действия в этих случаях?

— Первоначальные действия очень сильно отличаются. По нашему законодательству, по большому счету нет разницы между трехлетним и пятнадцатилетним. В дальнейшем возможно возбуждение уголовного дела по статье 105 — «убийство». По трехлетнему ребенку сразу подключаются наряды, которые работают в городе, поднимается больше сил. Хорошо, что у нас не бывает таких случаев, как по всей стране, когда уходят в лес, с бабушками уходят, пропадают.

— В Зеленограде такого не было?

— Да, у нас такого, слава богу, не было. В основном нам в этих случаях помогают наружные наряды, отдел по делам несовершеннолетних поднимается. Если обсуждать пятнадцатилетних, в этих случаях мы с ПДН берем информацию, состоял ли он у них на учете или что-то еще. А поиски трехлетнего начинаем сразу.

— Что происходит с теми условными 10-ю процентами, которые не находятся? Человек пропал, скажем, два года назад, — его поиски продолжаются? Есть ли срок, после которого считается, что найти его невозможно?

— Есть сроки. По без вести пропавшим розыск ведется 15 лет, по утратившим родственную связь — 5 лет. Но когда мы прекращаем эти дела, в картотеке остаются карточки, и он все равно какое-то время стоит на учете. При нынешней жизни инструкции каждый раз меняются, но в настоящее время карточки еще до десяти лет находятся в картотеке.

— А после десяти лет?

— После десяти лет они оттуда, к сожалению, изымаются. «На круг» это получается 15 и 25 лет.

— Каков статус человека в таком случае?

— Это уже как родственники будут смотреть. Почему, например, по утрате родственных связей мы ищем только пять лет? Потому что через пять лет человека можно по суду признать умершим. Сначала, через год, его через суд признают безвестно отсутствующим, через пять лет — умершим.

— Вы упомянули о том, что спустя какое-то время возбуждается дело по статье 105 — «убийство». Почему, ведь факт убийства не доказан, трупа нет?

— У нас есть инструкция Генпрокуратуры и МВД. Есть случаи, когда по таким пропавшим сразу возбуждается 105-я статья. Это если пропал человек на автомобиле, несовершеннолетний ребенок, ну и ряд других пунктов; их довольно-таки много.

— Я понимаю, что это законодательно закреплено, просто пытаюсь понять логику.

— Могу пояснить на каком-то примере. Недавно, около полугода назад, в Подмосковье пропал маленький ребенок с бабушкой. Тогда подключались волонтеры, МЧС, милиция, войсковые части, и их нашли мертвыми. Получилось, пропали два человека: один несовершеннолетний, совсем маленький ребенок, и бабушка, видимо, уже в возрасте. В дальнейшем их нашли трупами в этом же лесу.

— Вам случалось взаимодействовать с волонтерами, прибегать к их помощи в Зеленограде?

— Да, недавно мы с ними работали. Единственное, что не мы на них вышли, а они вышли на нас. Тогда пропал несовершеннолетний мальчик из ВНИПП, все это обсуждалось в интернете. Последний раз его видели на нашей территории. Родители написали в интернете объявление о помощи в розыске, и подключились волонтеры. Это было, кстати, как раз после того случая, когда пропали бабушка с внучкой.

— Эти волонтеры были из Зеленограда?

— Нет, они приезжали из Москвы.

— Они вам помогли в той ситуации? Эта помощь была нужна?

— В какой-то степени да. Наверное, это просто молодая организация. Помощь, конечно, нужна была, мы бы от нее не отказались в связи с тем, что, как я вам изначально сказал, у нас много направлений розыска, и людей-то хватает, а как бы и не хватает.

— Если вам предлагают добровольную помощь, вы не отказываетесь?

— Мы не откажемся, конечно.

Года четыре назад на нашей территории пропал молодой человек лет семнадцати, насколько я помню, из Солнечногорска. Заблудился, родственники тоже попросили помочь своих знакомых, и знакомых набралось человек 50. Они нам очень сильно помогли. Во всяком случае, они перекрыли тот участок, где мы искали, на который своих сил уже не хватало. Подключались и собаки, и егеря, и даже ФСБ нам помогало. Мальчика нашли.

— Живым?

— Нет, егеря нашли его трупом в Радищево. К сожалению, у нас без вести пропавшие нередко находятся трупами.

— Если брать эти 90% процентов, которые находятся, — сколько из них обнаруживаются мертвыми?

— Около 10-15 процентов.

— Каковы причины смерти? Замерзают, насильственная смерть, что-то другое?

— Замерзших давно уже не было, уже года два, наверное. Было такое, когда по весне за 3-й горбольницей мы находили трех или четырех человек. В этом году замерзших у нас не было. В основном это люди преклонного возраста, им нездоровится, случаются сердечные приступы.

— Были случаи, когда человек пропадал, и его находили убитым?

— В этом году пока не было. Год еще не закончился, дай бог, может, и не будет. Раньше было много таких случаев. Один из известных — два года назад, когда отец убил двух сыновей.

— Да, это было очень громкое дело, мы за ним следили.

— Занимался наш отдел. Одна наша группа уехала в Воронеж задерживать отца, вторая группа нашла в лесу захоронение и эксгумировала тела.

— Хотелось бы поговорить об открытости информации о пропавших и взаимодействии со СМИ. Мы получаем сводки происшествий из пресс-службы УВД; нередко это бывает информация о розыске пропавшего человека. Но иногда это бывает человек, пропавший год назад, два года, несколько месяцев назад. Возникает вопрос — почему только сейчас эта информация обнародуется? С чем это связано?

— Этот год мы не просто так сидели и выжидали. Мы работали, была какая-то информация, и мы просто пришли в какой-то тупик, когда дальше мы уже не можем справляться своими силами, уже нужна помощь общественности. Бывает, мы с сотрудниками иногда смотрим, тоже читаем эти комментарии, люди возмущаются, почему три, четыре года назад? То есть была какая-то информация, она в определенном порядке отрабатывалась.

— В последнее время, может быть, в последние несколько месяцев эта информация свежая, то есть люди пропали недавно.

— Я могу взять это новшество на себя. Я подумал и посоветовал сотрудникам — давайте сразу давать информацию; возможно, это поможет скорее найти.

— Действеннее?

— Я бы не сказал, что действеннее. Из тех, которых мы подавали, ... не знаю даже, как помягче сказать. Возмущает, конечно, отношение наших читателей, они больше смеются над этим, а информации — ноль. Единственная информация была по мужчине, который пропал в 11 микрорайоне. Его знает весь город; он «стреляет» сигареты, ходит по всему городу, Юрий такой. Там действительно была информация. Люди его нашли, привели.

— Если я вас правильно поняла, кроме этого случая, пока особой пользы от публикаций нет?

— Пока никакой пользы. Последний мужчина пропал у нас на стройке. Мы прочитали такое высказывание: «Да я с ним пил, вот мой друг сидит рядом, тоже с ним пил». А по сути дела — ну позвоните, скажите, где вы с ним пили? Может быть, из этого мы сделаем какой-то вывод, может, найдем человека.

— Вы сказали в начале беседы важную, на мой взгляд, вещь: розыскные действия начинаются сразу. Потому что есть стереотип: должно пройти три дня прежде, чем взрослого человека будут искать. Вы можете сказать, что в любом случае искать будут, сразу пойдет проверка?

— Смотря что иметь в виду под словом «искать». Проверка пойдет сразу, это однозначно. А вот искать... В моем понимании искать — это когда уже будет розыскное дело, пойдут другие мероприятия.

— Эту проверку может эффективно провести только ваш отдел, или человек может сам дома прозвонить морги, больницы?

— Человек, конечно, может сам это все сделать, но в меньшем объеме. Что человек прозвонит? Найдет телефон бюро регистрации несчастных случаев, туда позвонит; ну, в нашу зеленоградскую «скорую», морг, больницу, и все. В нашем понимании, это немножко больше. Мы берем не только то, что я перечислил по Зеленограду, а уже Москву, Московскую область, Солнечногорский район, или, например, Дмитровский район, если движение человека было в том направлении, куда человек мог пойти.

— Насколько ваши сотрудники справляются с работой психологически? Можно представить, насколько тяжело работать с людьми, у которых пропали родственники, дети?

— Справляются хорошо, сотрудники подобраны хорошие. Могу сказать, у нас идет отсев, то есть если человек понимает, что он не может психологически или ему неинтересно, я стараюсь не препятствовать тому, чтобы он перешел в другое подразделение, нашел себя где-то еще. Вы правильно заметили, что тяжело, когда погибают молодые люди, когда приходится объявлять родителям о том, что ребенок погиб или где-то найден мертвым, очень тяжело.

—Вы, в свою очередь, даете какую-то установку своим сотрудникам, как правильно общаться с людьми?

— Конечно. У нас это легко, потому что мы сидим в отдельном здании; в жилом доме, в трехкомнатной квартире, у нас четыре кабинета, слышим, что происходит в соседнем. Если сотрудники что-то делают неправильно, конечно, приходится поправлять. В основном, это молодые сотрудники, которые работают до года, но таких у нас мало.

— Правда ли, что на сленге сотрудников уголовного розыска пропавших людей называют «потеряшками»?

— Да. Причем он появился довольно-таки недавно, может быть, года три назад. Не могу сказать, откуда, но он появился.

— У вас в отделе употребляется такое выражение?

— Вы знаете, да, тоже начинает прилипать. Честно говоря, меня это коробит.

— Наверное, последний вопрос. Что вы посоветуете сделать в первую очередь человеку, у которого пропал близкий, родственник, знакомый?

— Собрать как можно больше информации об этом человеке, чтобы знать знакомых, друзей, куда мог поехать, направление движения, и в дальнейшем обращаться уже в наше подразделение. Мы сядем вместе с заявителем и будем вместе отрабатывать направление движения. Это происходило не единожды и приносило эффект.

Юлия Кравченко