Мандраж, или Рядом с эпицентром ядерного взрыва

Завершается ХХ век, столетие поразительных научных открытий и глобальных катастроф, вселенских угроз, от которых планета не избавлена до сих пор.

И, конечно же, прежде всего, век ХХ назовут ядерным и открывшим ворота в космос. 29 августа 1999 года исполнится 50 лет со дня первого испытания советской атомной бомбы, и мы, естественно, не можем обойти вниманием столь грандиозное и неоднозначное событие, а посему открываем новую рубрику "Группа риска", в которой предоставим слово людям, тем или иным образом причастным к разработкам и испытаниям ядерного оружия, участникам событий рискованных, требовавших воли, мужества, энергии и знаний...

Бескрайни, пустынны, малонаселенны степи под Семипалатинском, где в течение 40 лет - в 120 км от города - действовал один из знаменитых полигонов по испытаниям ядерного оружия. Военный городок на берегу Иртыша - мобильный, современный по тем временам - таким в феврале 1970 года увидел его лейтенант Николай УВАРОВ.

А уже в начале мая он в составе отдела физических измерений ядерного взрыва выехал непосредственно на площадку подземных испытаний атомного оружия, расположенную в 35 километрах от городка, в очень старых и прочных горах Дегелена.

- Я увидел черную, безжизненную степь, - Николай Егорович жестом дополняет ощущение безжизненности. - Траву в степи отчего-то выжигали - ландшафт представлялся мрачным и скорбным, однако на южных склонах Дегелена, обласканная солнцем, из расщелин в скалах проглядывала сочная ярко-зеленая трава, курчавился мелкий кустарник.

Впечатление ирреальности пронизывало поначалу, но и здесь, как оказалось, природа брала свое: горные бараны и сайгаки, перепела и зайцы населяли эту не слишком ласковую землю.

Так вот, Дегелен - это гранитные монолиты. В их толще - на глубине, как правило, 800 метров пробивали горизонтальные штольни, в них прокладывали узкоколейку, по которой к месту испытаний завозили... ИЗДЕЛИЕ. Так, буднично и практично, именовали военные очередной атомный заряд, выставляли измерительную аппаратуру, проводили выводные трубы со специальными заглушками для снижения уровня излучения: прямое излучение приборы не фиксировали - зашкаливали.

Штольню по окончании работ закладывали несколькими мощными бетонными перемычками, возле устья ее располагали измерительные приборы - комплексы для регистрации нейтронных, гамма- и прочих излучений.Регистрация одиночных импульсов проводилась осциллографами, при этом открывались закрепленные на нихфотоаппараты и фиксировали импульсы.

Впрочем, каким же ветром занесло лейтенанта в столь неординарное место?

Николай УВАРОВ родился в 1942 году в эвакуации, в небольшой деревне под Барнаулом. После школы закончил с отличием Новосибирский институт связи, после чего, отказавшись от предложения остаться в аспирантуре, уехал по распределению в Семипалатинск, где 4 года проработал начлабом на местном телецентре.

В 1969 году, успешно сдав экзамены в аспирантуру уже Московского института связи и отучившись там 2,5месяца, он был... призван в армию - тогда как раз приняли закон о призыве 27-30-летних офицеров запаса.

- С точки зрения науки Семипалатинский полигон, безусловно, являлся школой высочайшего класса, - подтверждает УВАРОВ. - Здесь проводились разнообразные исследования - от физических до медико-биологических на самом серьезном уровне. Атмосфера же резко отличалась от военной доверительностью, сердечностью, известной раскованностью, если, конечно, это не касалось работы.

УВАРОВ прослужил на полигоне с февраля 70-го по апрель 72-го. 40 ядерных взрывов довелось "перенести"Николаю Егоровичу.

- Как ощущение?

- Зависит от мощности взрыва. Если это 40-120 килотонн - а максимум при мне было 220 килотонн, - так тряхнет, что машины в устье штольни подбрасывало на 1,5 метра. Мы во время взрыва находились в 1,5-3 км от эпицентра. Отлично помню это ощущение: лежишь, прижимаясь к почве, и вдруг по земной тверди пробегает сильная дрожь, тебя подбрасывает к небу: состояние землетрясения. Ядерный взрыв - каждый раз колоссальное напряжение, мандраж.

За сутки до взрыва проводились предварительные испытания в штатном режиме - только без непосредственного подрыва заряда, затем затишье.

И вот - день испытаний. Утро. Люди сосредоточены, молчаливы, лица отрешенные, шутки отменяются. Заполтора часа до подрыва включается оборудование. Садимся в машины, едем на место. За 15 минут вводится в действие система оповещения, начинается отсчет.

10 минут до взрыва, 45 секунд,

1 секунда. Взрыв! Толчок!

Первыми к месту испытания выезжали дозиметристы, замеряя величину излучения. Если все в норме, нам давали "добро" и называли время разрешенного нахождения на объекте. Мы надевали халаты, прорезиненные плащи, сапоги, респираторы, подъезжали к устью штольни.

В нашу задачу входило снять фотопленки. Но однажды, когда в первый раз испытывали изделие НЦРШ-3 (что, если я не заблуждаюсь, означало неполную цепную реакцию, т.е. заряд для нейтронной бомбы (!)), произошла нештатная ситуация. Вижу: ребята, вместо того, чтобы вынимать пленки, срывают фотоаппараты и бросаютих в мешок. Я делаю то же самое, операция занимает 4 минуты. Сделали, вернулись к месту дислокации, закурили, расслабились. Дозу в тот раз, очевидно, набрали приличную - объективы фотоаппаратов оказались желтыми, пленки - засвеченными. Нам, правда, выдавали примитивные индивидуальные дозиметры - заряженные конденсаторы в пробирках, которые потом разряжали, определяя таким образом дозу.

Но никто из нас не спрашивал - сколько. Не поверите, но было не принято. Старослужащие махали руками:"Ерунда, не обращай внимания". Случалось и так: "На испытания поедет тот, тот и этот, а ты провинился - не поедешь". Рассказывали, что в 1949-50 гг. после воздушных испытаний посылали людей в эпицентр взрыва брать пробы - вот где набирали огромные дозы.

- Воздушные и подземные взрывы, кроме прочего, характеризуются мощнейшими электромагнитными излучениями (ЭМИ), - продолжает УВАРОВ. - Кстати, это в корне отличает их от Чернобыльской катастрофы. Таквот, эти ЭМИ настолько мощны, что километрами выгорали кабели. Представьте себе воздействие такого импульса на компьютер: информация, хранящаяся в запоминающем устройстве, просто обнулится.

Но ведь точно так же чрезвычайно серьезно ЭМИ воздействует и на мозг человека. Лично у меня, причем через 5 лет после окончания службы, проявился неврит слухового нерва: левым ухом ничего не слышу.

Колоссальнейшая сила - ядерное оружие! С помощью теодолита определяли подъем купола горы при ядерном взрыве. Представляете: до вершины идет сейсмическая волна и вдруг ровненько, чисто, без пыли, отрываетсямакушка: громадная шапка монолитного гранита поднимается вверх и начинает разваливаться, превращаясь в пыль. Страшная красота!

- По-моему мнению, все сделанное в области разработки ядерного оружия проводилось не зря, - подытожил Николай Егорович. - Огромный толчок был дан развитию промышленности.

Кроме того, считаю, что после смерти Ф.РУЗВЕЛЬТА, с приходом к власти в США президента Г.ТРУМЭНА, СССР спровоцировали к гонке вооружений. И согласитесь: все-таки положительную роль сыграло то, что ядерное оружие не оказалось в руках одной страны: вы же видите - сейчас, когда Россия ослабела, американцы обнаглели, делают что хотят.

И потом, даже если бы событий 1917 года в России не произошло, что поляризовало мир, физика ХХ века все равно занялась бы ядром и ядерное оружие создали бы в любом случае. Другое дело, что народ у нас никогда не жалели, использовали, пардон, как самое последнее вещество...

После службы Николай УВАРОВ, закончив аспирантуру, защитил диссертацию. Работал в Зеленограде в НИИТМ, затем - в течение 20 лет - в закрытом военном институте занимался разработкой телевизионных головок самонаведения для ракет и авиабомб. Имеет свыше 60 научных трудов, 25 авторских свидетельств на изобретения, 4 из них внедрены в военные разработки; награжден двумя медалями. Не потерял оптимизма, чувства юмора и веры в разум человеческий.

В.РАТМАНСКИЙ